Еще одно дьявольское испытание! У Роба перехватило горло.
— Я не позволю тебе издеваться над этой леди!
— Не позволишь? Но в этих стенах у тебя нет права голоса, Роберт Гленлион. Кроме того, ты говорил, что собираешься уехать к себе. Вот и поезжай с Богом.
— Да, я уеду отсюда. Господь свидетель, ты не тот человек, за которого я тебя принимал все эти годы. Неужели смерть сыновей тебя ничему не научила? Ведь если умрет девочка, которую опекает саксонка, это будет означать, что они погибли напрасно!
Рот Ангуса Кэмпбелла искривился в усмешке.
— Она не умрет. Мы будем о ней заботиться. По крайней мере до тех пор, пока она будет находиться в замке Лохви. Ну а теперь проваливай — не то я тебя растопчу!
Роб понял, что взывать к разуму Ангуса бессмысленно, и отошел в сторону. В следующую минуту жеребец лэрда бурей промчался мимо него и загремел подковами по деревянному настилу подъемного моста. Когда Ангус выехал из замка и поскакал в сторону ритуальных костров, к Робу подбежал старый Фергал.
— Ну, что ты теперь будешь делать, парень? — запыхавшись, спросил он. — В лэрда, как видно, вселился сам дьявол, и говорить с ним сейчас бесполезно. Когда граф Аргилл узнает, что одну из заложниц замучили, с ума сойдет от ярости.
— Где сейчас саксонка?
— Тебе не разрешат ее увидеть, сам знаешь. К ней наверняка приставили стражу.
— Меня интересует, где она: в башне или в подземелье? — Он пронзил Фергала яростным взглядом. — Где она? Отвечай!
Комната была даже меньше той, какую им с Мейри предоставили в самом начале. Джудит сидела на узкой койке и смотрела в окно, выходившее на озеро Аве. Кругом, насколько хватал глаз, простиралось водное пространство цвета полированной стали. Озеро окаймляли высокие, поросшие травой и кустарником скалы. Вдалеке виднелся похожий на кораблик небольшой островок. Сквозь туманную дымку проступали очертания двух высоких гор — Пасс-Брандер и Бен-Крухан, они, словно два великана, охраняли покой замка Лохви. Джудит снова стала бесправной пленницей. Ее бросили в каменный мешок и лишили всякого общения, к ней теперь не допускали даже Мейри. Она чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете и едва сдерживала слезы. Но что проку в слезах? Никакого — она с давних пор знала об этом. Джудит не плакала, даже когда покидала Уэйкфилд, хотя чувствовала себя бесконечно одинокой и будущее рисовалось ей исключительно в мрачных тонах. Не плакала она, и выходя замуж за человека, который с самого начала дал ей понять, что она ему глубоко безразлична. Не лила слез, когда ее муж умер, а надежды вернуться в Англию обратились в прах. Даже когда Кэмпбеллы насильно увезли ее с Мейри из замка Каддел, Джудит не уронила ни единой слезинки. Но когда разразилась буря и Джудит осталась наедине с Гленлионом, она не сдержала слез. Стыд какой, подумала она в тот момент, почувствовав, что еще немного — и она сдастся на его милость. Только ночью, в постели, она поняла истинную причину своих слез. Оказывается, она ничуть не стыдилась прикосновений чувственного рта и нежных рук Гленлиона, но страдала от того, что многие дни ее молодости были безвозвратно потеряны — она не познала любви. Любви искренней, бескорыстной — мужу нужна была не она, а ее приданое. Джудит была бесконечно одинока. Ей так хотелось побеседовать с кем-нибудь на берегу реки или у очага, поделиться своими сокровенными мыслями. Даже здесь, в этом запущенном, холодном замке, населенном грубыми и тупыми людьми, она оказалась никому не нужной. Старуха служанка ее боялась, лэрд обвинял в гибели своих сыновей. А теперь ее обвинили еще и в колдовстве. Вообще-то она сама виновата. Нечего было напускать на себя таинственный вид и запугивать Мэгги. Старуха возненавидела ее и отомстила. Интересно, знает ли Гленлион о случившемся? Беспокоится ли о ней? Она следила за солнечным лучиком, игравшим на поверхности воды, и думала о Гленлионе. Он вступился за нее, не побоявшись отца. Но это было до того, как она очутилась в его объятиях, а потом отвергла. Неизвестно, придет ли он после этого ей на помощь. Когда они встретились в зале, он смотрел на нее так, что ей захотелось оказаться подальше и от замка Лохви, и от самой Шотландии. Казалось, он готов испепелить ее взглядом. Без сомнения, он ее презирал — за лживость и лицемерие. Господь свидетель, она сама все испортила — сначала ответила на его ласки, а потом оттолкнула. И теперь уже ничего нельзя изменить. Что будет с бедняжкой Мейри? Она осталась совсем одна — если не считать, конечно, Катрионы и Тома. Удивительно, до чего хорошо эти трое поладили между собой. Но судомойка и мальчик-скотник не слишком подходящая компания для наследницы знатного рода. С другой стороны, благодаря Тому и Катрионе девочка не чувствовала себя одинокой. Подул легкий бриз, принесший с собой запах водорослей и дыма. Люди из Лохви готовились к языческому празднику «майского дерева». Они будут танцевать, пить вино и эль, есть овсяные лепешки, а потом прольют на землю немного молока во имя лесного божества, которое должно обеспечить стадам хорошие пастбища, а при необходимости — надежное укрытие. Она сама помогала собирать в птичнике яйца для лепешек — пока старая Мэгги не возопила, что у коров пропало молоко. К несчастью, лэрд услышал вопли старухи, и это решило судьбу Джудит. Лэрд сразу же ухватился за выдвинутое старухой обвинение и приказал препроводить пленницу в эту превращенную в тюремную камеру комнату. Следы того, что здесь жили люди, еще виднелись. На полу валялись клочки шерсти, в углу лежала сломанная прялка. Отличная вещь. Кто, интересно, ею пользовался? Покойная супруга лэрда или какая-нибудь смешливая служанка? Ее внимание привлек приглушенный шум; она отвернулась от окна и взглянула на дверь — непреодолимую преграду из дубовых досок толщиной в добрых четыре дюйма. которая отделяла ее камеру от коридора. И в следующее мгновение узнала доносившийся из коридора голос — это был голос Гленлиона. Она уже стала подниматься на ноги, когда дверь распахнулась. Неосознанным движением она стиснула на груди руки, которые от охватившего ее волнения стали слегка подрагивать. Перед ней стоял Роберт Гленлион, а за его спи ной маячила сердитая физиономия стражника. — Тебе не причинили вреда, леди Линдсей?
Она покачала головой. Но говорить не могла и только во все глаза смотрела на Роба. Щеки у нее пылали, сердце билось так сильно, что его стук эхом отдавался у нее в ушах.
— У тебя кровоподтек? — Он двинулся вперед, оставив дверь нараспашку, и легонько коснулся ее щеки. Его рука была такой теплой и нежной, что Джудит захотелось стиснуть ее в ладонях и прижать к лицу.
Пока мысли лихорадочно проносились у нее в голове, Роб стоял перед ней, дожидаясь ответа. Она попыталась припомнить, откуда этот кровоподтек, ей это удалось, хотя и с большим трудом — удар обрушился на нее внезапно, после чего в голове помутилось…
— Не могу сказать точно… Должно быть, случайно ушиблась.
— Это он тебя ударил? Ответь мне, Бога ради…
— Ты сам говорил, что язык у меня как бритва. Поэтому, когда меня стали обвинять в колдовстве и наведении порчи на коров, я сказала, что только дурак может поверить в такую глупость.
В его глазах полыхнул мрачный огонь, а губы сжались в нитку.
— Больше он тебя не ударит, леди. Клянусь.
Она без колебаний поверила ему, хотя он еще ничем не заслужил ее доверия.
Она сжала его ладонь своими тонкими пальцами.
— Я верю тебе, Роберт Гленлион.
Глава 12
В зале было тихо; огонь в очаге догорал, свечи и светильники давно погасли, и зал освещал один-единственный факел. Слуги — из тех, что ночевали в зале, завернувшись в одеяла и пледы, — спали на соломенных матрасах вокруг очага. Роб двигался тихо, стараясь никого не разбудить. Правда, при звуке его шагов поднял голову его верный Цезарь. Но Роб это предвидел и, чтобы отвлечь его внимание, прихватил с собой кусок мяса. Пес бросился к мясу и стал с урчанием его пожирать, не обратив внимания на то, что Роб в знак прощания потрепал его по ушам. Хотя в зале огонь в лампах погас, лампы в настенных нишах в лестничном колодце еще едва теплились, но света практически не давали, так что Робу, чтобы выдерживать направление на винтовой лестнице, приходилось держаться рукой за холодную осклизлую стену. Роб намеревался увезти вдову Линдсей из замка до того, как отец успеет осуществить свой дьявольский план.