— Думаю, и то и другое. Вода так тепла и ласкова, а я, как всегда, умираю от голода.
— В таком случае ты идеально подходишь для гарема. Для восточных гурий еда и ванны — две главные услады. В сочетании эти два занятия способствуют пышности форм, столь ценимой хозяевами гаремов.
— А откуда это тебе известно? — В ее голосе прозвучали настороженные нотки, свойственные ревнивым женам.
Выражение его лица между тем оставалось совершенно невозмутимым.
— Когда торгуешь со странами Леванта[23], то и тебе иной раз перепадают лакомые кусочки со стола их богатой культуры.
— Надеюсь, ты должным образом усвоил из этой культуры умение ценить полных женщин. Уж чем-чем, а этим я похвалиться могу. Живот у меня вырос так, что я собственных ног не вижу.
— Еще как усвоил, — ласково заверил он. — Для меня чем женщина полнее, тем лучше. Так ответь мне, чем бы ты желала полакомиться в первую очередь? Должно быть, десертом?
За пять месяцев супружеской жизни Джонни успел хорошо узнать наклонности жены, в том числе ее привычку съедать в первую очередь сладкое, и теперь пристраивал стол рядом с ванной.
Он кормил ее, как маленькое дитя, из ложечки, чтобы ей не приходилось поднимать рук из теплой воды. Вначале они съели пирог с крыжовником, сдобренный сбитыми сливками, а затем принялись за вкуснейший и свежайший сыр. В перерыве между этими двумя блюдами Джонни притащил и вылил в корыто еще одно ведро горячей воды, чтобы не озябла Элизабет, и поворошил уголья в камине, чтобы те горели еще жарче.
Чтобы удобнее было двигаться, он отбросил в сторону полотенце, которым обернулся ранее, когда к ним пожаловали горничные с едой. Элизабет пристально следила за каждым его движением. Темные волосы, достигавшие плеч, были все еще влажны. Бицепсы и грудные мышцы волнами перекатились под упругой кожей, когда он поднял тяжелое ведро, добавляя воды в ванну. Его нагота была олицетворением полной свободы. Джонни передвигался с природной грацией, как вольный зверь, — широкоплечий, изящный, мускулистый.
Его спина и ягодицы казались словно сотканными из толстых жил сейчас, когда он сидел на корточках перед камином, подбрасывая в огонь новую порцию угля. Джонни перенес центр тяжести с одной ступни на другую, и между ног у него мелькнул «мужской цветок», озаренный пляшущими отсветами пламени очага.
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала Элизабет, зачарованная этим зрелищем мужской силы, которая всегда заставляла ее трепетать от желания.
Оглянувшись через плечо, он улыбнулся.
— Сейчас закончу…
Кинув еще два совка угля, Джонни поднялся и подошел к ней. Опершись обеими руками на края ванны, он нагнулся, чтобы поцеловать жену.
Однако его губам не суждено было достичь своей цели. Джонни застыл в полусогнутом состоянии, поскольку мокрая ладонь жены ловко поймала и нежно стиснула самую чувствительную часть его тела.
— Давай не будем, — постарался он урезонить ее, неимоверным усилием воли погасив моментально вспыхнувшее желание. — Ведь прошло всего лишь несколько дней с тех пор, как ты ушиблась. — Разогнув пальцы Элизабет, Джонни на всякий случай отошел от нее подальше.
— Но я прекрасно себя чувствую. Просто превосходно! Да и ты… выглядишь отлично, — промурлыкала она после краткой паузы, поскольку на секунду онемела, завороженная зрелищем его быстро наливавшегося силой живого утеса.
Он чувствовал себя беспомощным перед зовом плоти, но все же решил сопротивляться до последнего, так как в памяти его еще жива была сцена страданий Элизабет в пастушьей хижине. При одной мысли о том, что такое может повториться в любую минуту, у него мурашки пробежали по коже.
— Вымой меня, — прошептала она.
— Хорошо, но только сперва обещай вести себя пристойно. — Его голос охрип от возбуждения. Он и сам еле сдерживал просившееся наружу пламя.
— Попытаюсь… — У Элизабет был вид умиравшей маленькой русалочки. Суровый взгляд мужа, казалось, насквозь пронзал ее.
— Честное слово, попытаюсь, — торопливо добавила она.
Джонни сокрушенно вздохнул. Его чувства никак не хотели жить в ладу с разумом.
— Сама же видишь, — произнес он примирительным тоном, — я и сам бы с радостью…
— Иди сюда, ко мне…
— Не хочешь ли ты сказать «в меня»? — снова раздраженно пропыхтел муж, раздираемый пламенным желанием и чувством долга. — Но пойми же, наш ребенок…
— Но сегодня меня ничто не беспокоит, ни чуточки… Я отдохнула, мне хорошо и тепло и хочется любить. А ты такой… — Ее глаза опять остановились на огромном столбе, и от Джонни не укрылся мелькнувший в них знакомый ненасытный огонек.
— Нет, — сказал он мягко и решительно. — Не пойду.
Это был явный отказ, в его словах не было и доли двусмысленности.
— Я все понимаю, — смиренно произнесла Элизабет. — Но говорю же тебе, я буду вести себя, как послушная девочка.
Взяв кусок мыла, который дала им в дорогу госпожа Рейд, Джонни вернулся к корыту и сразу же, как опытная служанка, принялся за дело. Сперва он намылил волосы Элизабет, и от густой сверкающей пены по всей комнате распространился аромат клевера. Несмотря на все заверения Элизабет, он старался держаться от нее на безопасном расстоянии и не слишком сильно нагибался, чтобы не встречаться с ней взглядом.
Наконец Джонни, очистив ванну от хлопьев пены, промыл жене волосы чистой водой.
— Ну вот, — удовлетворенно подытожил он. В его усталом голосе звучала гордость мужчины, только что поборовшего медведя.
— Господи, до чего же хорошо ощущать, что твои волосы снова чисты, — блаженно произнесла Элизабет, разглаживая мокрые пряди. Она подняла руки, и ее груди выглянули из воды, как два набравших силу полумесяца на чистом небе. Соски были покрасневшими и набрякшими, по гладкой белой коже сбегали струйки воды.
23
Употреблявшееся до начала XX века название стран Ближнего Востока, расположенных на восточном побережье Средиземного моря.