— Роберт, вы невыносимы как всегда, — отметила я, вздохнув украдкой.
Мистер Уиллоби отсалютовал мне бокалом.
— Стараюсь не терять формы самому и не дать потерять ее вам. В отсутствие дяди вы чахнете как цветок, лишенный солнца.
Такая цветастость слога была несвойственна Роберту Уиллоби и изрядно позабавила меня.
— Вы сегодня выражаетесь так поэтично, дорогой племянник. Тренируетесь перед следующим выходом в свет, что бы сразить всех молодых девиц и повергнуть в отчаяние их матерей? — осведомилась я, не скрывая иронии в собственных словах.
Мистер Оуэн тактично улыбался и посматривал на меня и своего кузена с некоторым лукавством, которое было свойственно его натуре, но обычно оставалось незамеченным окружающими.
— Столичных матерей уже сложно напугать Робертом, — произнес мистер Оуэн, — ведь за его благонравием надзирает дядя Николас, а теперь и вы. Так что никакой опасности для местных девиц и быть не может.
Мистер Уиллоби уставился на мистера Оуэна с огромным возмущением.
— Чарльз, ты только что смертельно меня обидел! Я всегда опасен для девиц!
Подчас мне начинало казаться, что я стала воспитательницей для двух мальчишек, а не тетей для молодых людей моего же возраста. Нрав и обыкновения племянников моего супруга ни капли не изменились за время нашего с ними знакомства.
— Эбби все еще дуется? — поинтересовался мистер Оуэн без тени тревоги за здоровье сестры. Он достаточно хорошо знал Эбигэйл, чтобы не сомневаться в истинной причине ее затворничества. Да и мисс Оуэн отличалась чрезвычайно крепким здоровьем, что бы внезапно слечь.
— Увы, да, — признала я очевидное. — Я распорядилась подать ей ужин в комнату.
Молодые люди понимающе переглянулись.
— И в чем же причина размолвки? Все та же? — спросил мистер Оуэн, демонстрируя явное неодобрение поведению сестры.
Мистер Уиллоби тихо хохотнул.
— Малышка Эбби на удивление постоянна. Мне жаль, что дядя Николас также отличается постоянством.
А уж как жаль было мне, оказавшейся волей судьбы между молотом и наковальней.
— Остается надеяться на милость судьбы, — пробормотал мистер Оуэн.
По причине «осадного положения» я не покидала дома даже для посещения церкви, не наносила визиты и сама никого не принимала. По официальной версии причиной моего затворничества стало сильное нездоровье, но страшно было представить, какие слухи могло породить такое поведение. Учитывая печальную судьбу предыдущих леди Дарроу…
Эбигэйл также постоянно находилась в доме и понемногу чахла. Улыбка покинула ее лицо окончательно, большую часть времени она проводила за чтением, но я отмечала, как редко мисс Оуэн переворачивала страницы, когда держала в руках книгу.
Заговаривать со мной по поводу заступничества перед дядей она уже не пыталась, чем бесконечно сильно радовала. С каждым прожитым днем я чувствовала себя все более несчастной и совершенно потеряла способность сочувствовать другим. Супруг присылал послания раз в два дня, стараясь не волновать больше необходимого, но я все равно не находила места от беспокойства.
Мужа не было две недели. Две недели он подвергал себя опасности. А я даже не могла ничем помочь, и последнее мучило меня невероятно сильно.
— Полно, хозяйка, — однажды не выдержала Шарлотта, которую мое состояние, кажется, удручало больше всех в доме. — Не стоит так себя терзать, ничего с хозяином не сделается, черт бы его побрал.
Манеры моей горничной ни капли не улучшились, но, по крайней мере, теперь она обучилась премудростям служанок, и я перестала бояться подпускать юную ведьму к своим волосам. Да и нрав у нее несколько смягчился.
«Черт побрал». Да как можно было сказать такое?! Да еще и о том, кто сейчас находится в страшной, смертельной опасности!
— Шарлотта, не стоит так отзываться о лорде Дарроу, который так много сделал для тебя и твоей семьи.
Вздорная девчонка рассмеялась.
— Да я могу что угодно языком молоть, разве от этого что-то переменится? Моя сила против его так, пшик. Вернется хозяин. Куда он денется от жены и ребенка-то?
Мои руки в защитном жесте легли на живот, пока еще совершенно плоский.
— Ты что, знала?! — ужаснулась я.
Шарлотта пожала плечами, словно в этом не было ничего особенного. Вероятно, для нее, обладающей колдовским даром от рождения, все действительно касалось обыденным делом.
— Знала. Как не знать? — хмыкнула горничная, принимаясь готовить мое платье для ужина. — Такие, как я, сразу подмечают. Тем более, ребеночек-то будет непростым, в отца пойдет. Вот поэтому и хорошо, что вы никуда носа не кажете. Любой, кто по-особому смотреть умеет, разглядит. Хозяин, конечно, накинул морок, и хороший морок, да только не знаю, сколько он продержится за пределами дома.