Младшая повздыхала и смолкла.
— Мне показалось, теперь Мануэлю неловко в твоем обществе? — не без иронии поинтересовалась я у Эдварда, когда мы устроились с ним за вечерним чаем в одной из гостиных.
Младшую мы уже благополучно отправили спать, и пришло время для очень взрослых разговоров, которые могут шокировать юное невинное создание.
Эдвард сбросил сюртук и развалился на диване с видом подпившего гуляки, лихим и самую малость придурковатым.
— Разумеется, ему неловко, он ведь пытался увести у меня любовницу, — расхохотался от всей души Второй, сверкнув темными глазами. — А теперь все еще и ухудшилось, ведь он до сих пор не понимает, знаю я или нет об этом пикантном эпизоде. И если знаю, то почему он, коварный соблазнитель, до сих пор не умирает в муках.
Теперь уже смеялась и я сама, хотя ситуация все-таки до сих пор в каком-то смысле казалась мне отвратительной до дрожи, хотя и на удивление логичной и предсказуемой. Мужчина становится джентльменом только рядом с леди, а рядом с уличной бродяжкой он может позволить себе роскошь стать тем грязным похотливым животным, о которых с благоговейным придыханием в голосе твердят благообразные маменьки своим не менее благообразным дочерям, внушая, что мужчин нужно опасаться.
— Вот ты смеешься, а Мануэль осаждает цыганский табор в тщетной надежде узреть недоступную и неприступную шувани Чергэн. Барон уже грозится сняться с места и убраться куда подальше, если этот сумасшедший не оставит цыган в покое.
Тут, признаться, стало на самом деле неловко, поскольку мне никак не хотелось доставлять беды рома, моему второму народу, который любил меня, наверное, и больше, и ярче, и искренней.
— Может, сказать ему, что Чергэн уехала? — неуверенно произнесла я, прикидывая, как бы отбить у старшего Де Ла Серта желание портить жизнь ни в чем не повинным людям.
Эдвард только рукой махнул.
— Чергэн уже и уезжала, и пропадала… Что только ни случалось, но, по-видимому, у нашего дорогого друга Мануэля своеобразный пунктик на цыганках. Не смог получить одну, так теперь гоняется за другой в надежде на взаимность. Но есть что-то действительно ироничное в том, что каждый раз он сходит с ума именно по тебе.
Ирония и правда имелась, вот только все больше какая-то злая и даже, наверное, жестокая. Молодой человек, которого я имела глупость полюбить, явно томился от страсти. Но при этом не ко мне, а к тем моим личинам, которые показывать было никак нельзя. Разве же это справедливо, скажите на милость?
— Твои шутки подчас совершенно неуместны, — расстроенно вздохнула я и разлила чай. Ну, как чай, скорее уж, один из травяных сборов, что заготавливала няня Шарлотта для всей нашей семьи. На вкус, цвет и запах напиток был просто превосходен, а заодно успокаивал.
Второй фыркнул.
— Скорее уж, неуместна твоя угрюмость. Никто, в конце концов, не умер, помимо маркизы, но вот ей я, знаешь ли, не сочувствую совершенно. Сама вырыла себе могилу.
С тем, что Марисоль Де Ла Серта собственными руками сотворила свою судьбу, я не могла не согласиться… А вот насчет того, что никто не умер… Тот голос, точней, та сущность, которая говорила со мной — вот кто действительно пугал до дрожи. Чем бы оно ни было, оно обладало огромным могуществом, перед которым не устояли даже могущественным фэйри Благого двора, и если в момент нужды подобная необоримая сила стала истинным даром, то сейчас союзник пугал не меньше, чем напавшие фэйри.
— Ева? — вдруг тронул меня за плечо близнец, отставив в сторону чашку. — Ты ничего не хочешь сказать мне, Первая? Почему-то, думается, я знаю не все.
Я отвела глаза, не зная, что именно сказать брату, да и стоит ли вообще говорить хоть что-то. В конце концов, не в его голове звучит этот вкрадчивый голос, значит, это и не беда Эдварда. Не хотелось добавляться ему тревог и забот.
— Ты определенно знаешь все, — ответила я спокойно, ровно, точно так, как говорила всегда. Вот только мы с Эдвардом если и не могли читать мысли друг друга, то эмоции-то точно улавливали, и вот сейчас подобный талант был не с руки.
Близнец продолжал глядеть на меня, я кожей ощущала его тяжелый вопрошающий взгляд.
— Ева, мне казалось, что нам не стоит врать друг другу, — проворчал Второй с откровенным неодобрением. — Ты могущественная шувани, а твоя воля сильна, но выстоять против фрейлины Благой королевы… Сейчас тебе не по силам подобный подвиг. И ведь не Охотник помог тебе, не так ли?
Видимо, придется все-таки признаться Эдварду, как именно я спасла всех нас, отцу, возможно, тоже.
— Кто-то обратился ко мне в том доме. Предложил помочь. Я не хотела соглашаться, не хотела вовсе… но выбора не оставалось. И призрачный шанс на спасение с последующей расплатой показался куда предпочтительней неизбежной гибели. Я согласилась, а сегодня… сегодня тот же голос заговорил со мной и предложил приворожить Мануэля Де Ла Серта, напомнил, что я могу заставить его сделать все, что только пожелаю.