— С тебя потребовали плату, Ева? — серьезно спросил отец, явно готовящийся услышать, что угодно, вплоть до продажи души.
Второй молчал. Он также наверняка думал о подобной возможности, попросту не мог не думать. Эдвард обладал удивительной прозорливостью, которая редко присуща молодым людям нашего возраста, и не пытался тешить себя пустыми надеждами.
— Пока нет, — едва слышно произнесла я, и ответом стал синхронный вздох облегчения отца и брата. — Но что, если оно потребует в итоге именно душу?
Подобная перспектива пугала до дрожи. Я пыталась утешать себя тем, что хотя бы спасла брата и обоих Де Ла Серта, однако подобные мысли помогали мало.
Папа потрепал меня по щеке, как делал это давным-давно, в детстве, когда я еще была просто Евой, а леди Евой себя почувствовать не успела.
— Такие вещи оговариваются сразу, уж тебе ли не знать, дочка, — поспешил успокоить отец.
Теперь я буквально лежала у него на груди и слушала стук сердца, размеренный, спокойный, как метроном в музыкальной комнате, который прежде запускала матушка во время наших занятий. И этот звук успокаивал меня.
— Я знаю… Но сегодня оно, чем бы оно ни было, уговаривало приворожить Мануэля Де Ла Серта. Думала, больше никогда не услышу этого голоса, однако же сегодня он снова звучал в моей голове. Снова, — прошептала я, с огромным трудом подавляя рыдания, которые буквально рвались из груди.
Как же хотелось, чтобы папа взмахнул рукой, сказал несколько слов — и по его воле и его колдовству я освободилась разом от всех бед своих. Вот только не всемогущ даже он, чтобы ни думали о лорде Николасе Дарроу прочие. Есть беды, которые только ты сам в состоянии решить, и никто на всей земле тебе не поможет.
— Таково было твое желание? Получить молодого Де Ла Серта любой ценой? — спросил отец без экивоков. Он был человеком настолько прямым, что многие считали его крайне невежливым, но, разумеется, это говорили исключительно дрожащим шепотом, и когда отец точно не мог услышать злословие в свой адрес.
— У меня подобного желания нет и не было с самого начала, папа, — твердо произнесла я и отстранилась.
Получить счастье ценой чужой воли я не желала. Да и как можно привязать кого-то к себе силой, а после еще и найти в этом радость? В конце концов, я не желала опуститься настолько же низко, как Марисоль Де Ла Серта.
Слезы я поспешно вытерла платком, что Второй украдкой вложил в мою руку. И все равно щеки пощипывало от соли, стоило при первой же возможности сходить и умыться. Не дело ходить с опухшим лицом и слипшимися ресницами, да и пудра наверняка стекла с лица вместе со слезами.
Плечи я расправила, подбородок вздернула вверх. Дарроу не могут себе роскоши быть слабыми, именно это я заучила еще с пеленок.
— Верю, что именно так и есть, — улыбнулся на мгновение отец с явным удовлетворением. — Ты должна помнить, что нет таких заклинаний, нет таких зелий, которые бы заставили полюбить по-настоящему. Колдовством можно лишь сломать и подчинить чужую волю, счастья подобное никому еще не принесло.
Отец говорил то, что я уже не раз и не два слышала от него за всю свою жизнь. Второй тоже заучил наизусть эти простые истины.
— Я знаю, папа. И действительно никогда бы не стала привораживать Мануэля Де Ла Серта. К тому же, все больше мне кажется, будто моя любовь к нему — страсть гибельная и несчастная, которую просто нужно пережить.
Учитывая, насколько легко ибериец решил утолить зов плоти с первой женщиной, которую посчитал и достаточно привлекательной, и достаточно доступной, сложно ждать от подобного мужчины к кому бы то ни было искренних и если не чистых, то хотя бы сильных чувств. Так и стоит ли лелеять в своем сердце привязанность к тому, кто не достоин любви?
— Ты всегда была склонна прислушиваться к разуму, когда он спорил с твоим сердцем, Ева, — произнес отец. — И по сей день я не могу понять, приносит это твое свойство благо или же зло.
Брат подсел ко мне вплотную, обнял за плечи, заставляя прижаться спиной. Стало куда легче с этой безмолвной поддержкой рядом. Подчас мне даже казалось, будто бы сила моя на самом деле вся в Эдварде, и из него я черпаю ее, когда потребуется.
— У тебя уже есть одна нежная и эмоциональная дочь, так пусть будет и разумная, — неуверенно улыбнулась я. Кажется, полегчало. — И моя разумность позволит мне в дальнейшем избегать всех возможных искушений.
В том числе и тех, которые исходят от моего неизвестного союзника, что затаился где-то невидимый, готовый сделать еще несколько весьма заманчивых предложений бедной девушке, томящейся от неразделенной любви.