Наряд его тоже был удивителен. Точнее, эльфы мне представлялись существами воздушными и носить должны были воздушные же хламиды. На этом же конкретном красовались изрядно замызганные штаны, чем-то напоминающие наши джинсы. Пара подтяжек. Хромовые сапоги. И серый котелок, столь же уместный, как и ножны с гаечным ключом.
- Добрый день, - вежливо произнес эльф низким грудным голосом. И я отмерла.
- Д-добрый.
Он же поклонился, и поклон этот был преисполнен изящества. Прижав руку к груди, эльф продолжил:
- Бесконечно рад встретить прекрасную лайру...
Это он обо мне?
Нет, я считала себя если не красавицей, то всяко интересной женщиной, но вот именно в данный конкретный момент, прекрасно отдавала отчет, что выгляжу по меньшей мере жалко. Покрасневшая. Пропотевшая. Покрытая толстым слоем пыли... и не только пыли. Машина чихнула и выплюнула черный ком гари.
- И я рада...
- Позвольте представиться, Тихонориэль из рода Серебряного Листа, младшая ветвь...
- Оливия... - я замялась, стоит ли произносить свою фамилию, и если да, то какую? По мужу я была Красноперко, но после всего, что он сделал, не хотелось и дальше оставаться мужней женой. Я призадумалась ненадолго: можно ли подставу и убийство считать уважительной причиной для развода? А потом решилась. - Оливия Олеговна Майлова.
По семейной легенде бабушка моя, Оливия Браун, в честь которой меня и назвали, была подданной Великобритании, где и прожила первую половину жизни в тиши и благости семейного поместья, пока не встретила там моего деда, Джона О’Майли.
Был он молод. Хорош собой.
И полон всяких революционных идей, которые нашли в молодом сердце Оливии пылкий отклик. Случился роман, закончившийся побегом и свадьбой - Джон оказался честен хотя бы в этом. Затем состоялась небольшая война с империализмом в лице английских захватчиков свободной ирландской земли, увы, не сказать, чтобы победоносная, и очередной побег, уже в Советский союз. Там О’Майли властным росчерком пера превратился в Майлова, а жизнь моей бабушки переменилась. О деде, следует заметить, рассказывала она неохотно и со скрытым сожалением.
Сожалела ли она об ошибках юности?
О недолгом счастье?
Не знаю. До вранья она не опускалась, а правда была неприглядна. И отец как-то, под настроение, рассказал, что в стране победившего коммунизма ярые борцы были не особо-то нужны. Джона встретили. Поселили в Минске, устроили на завод токарем, бабушка получила место в библиотеке. От партийных щедрот им досталась однокомнатная квартира в новостройке. И все бы хорошо, но... мятежная душа требовала борьбы.
Или развлечений.
И дабы не ухнуть с головой в болото мещанской жизни, Джон стал проводить время в компании новых товарищей по партии. И отнюдь не за разговорами. Пил он и прежде, утверждая, что знает свою меру, и бабка предпочитала закрывать глаза на сей малый недостаток. В России же недостаток упал на благодатную почву, и даже появление моего отца, нареченного Олегом, ничего не изменило. Мой дед умер задолго до моего появления на свет, и как водится, бабка четырежды в год появлялась на его могиле. Меня тоже брала с собой, утверждая, будто могилы предков суть корни семейного древа...
Как бы там ни было, но здесь я лучше буду Оливией Майловой, нежели Красноперко.
- Лайра Оливия, - обратился ко мне эльф с очередным поклоном и столь глубоким, что кончик косы его скользнул по сапогам, а серый котелок съехал на левое ухо. - Могу ли я поинтересоваться, что делаете вы в столь... сумрачный час в этом лесу?
- В подлеске, - на всякий случай уточнила я.
А время и вправду близилось к вечеру. Я и не заметила, что оно потянулось к земле, наливаясь темным багрянцем. Небо позеленело больше обычного, что, надо полагать, знаменовало близость сумерек.
- Гуляю, - наступил момент правды.
Нет, может статься, местные дамы имеют похвальную привычку совершать моционы по сельским дорогам, и делают сие исключительно босиком, но подозреваю, не все так просто.
- Гуляете? - переспросил эльф недоверчиво.
- Да... вышла... пройтись... и вот немного... - я вздохнула.
Никогда не умела врать.
Бабушка моя, которая, собственно говоря и занималась воспитанием - родителям, увлеченным друг другом и геологией, было некогда - прочно вбила в упрямую мою голову постулат о недопустимости лжи.
- Я заблудилась, - сказала я чистую, между прочим, правду.
Правда, не стала уточнять, что в другом мире.
Но и в этом, думаю, леди может сбиться с пути?
- Сочувствую.
- Не могли бы вы сказать, - я поскребла зудящей пяткой о камень, - где я нахожусь?