Драгоценная перевязь.
Они бы хорошо смотрелись вдвоем. Пусть сейчас на Оливии и простой костюм из шерсти, но... на ней бы и дерюга смотрелась бы великолепно.
Ричард заставил себя сосредоточиться на важном.
- Идем, - он взял рыженькую под локоть, и та покорно поднялась. А ведь и вправду альвы в предках подгуляли, вон, несмотря на кажущуюся хрупкость, девица оказалась на голову выше самого Ричарда. - Извините, прощаться не буду...
- Конечно, - лойр Шаннар ответил Ричарду очаровательной хищною улыбкой, которой бы Гуля позавидовал. - Не стоит прощаться... я думаю, мы с вами еще встретимся...
И вновь к ручке Оливии приложился.
***
Руку я вытерла о юбку, стоило покинуть кабинет. И еще раз вытерла. И поинтересовалась у Ричарда:
- У тебя, случайно, платка нет?
- Случайно нет, - огрызнулся он, всецело занятый рыжей девицей пренесчастного вида. - Свои носить надо...
Свой у меня имелся, но... своего было жаль.
Нет, все-таки до чего омерзительный тип... что там произошло? Хотя... гадать особо нечего. Родовитый господин при немалых чинах. И бедная, судя по одежде, просительница, на беду свою оказавшаяся слишком хорошенькой, чтобы просто от нее отмахнуться.
Сцена ясна.
Но не ясно, что Ричард с этой, спасенной, делать собирается.
- С-спасибо, - сказала девица, когда Ричард протянул ей платок.
А мне вот отказал.
Ни стыда, ни совести... я ж эти платки, между прочим, стирала... то есть, не совсем я, а очередное сооружение Тихона, в котором грязное белье самоочищалось посредством магии и воды. Но это не столь важно. Главное, что я получила возможность рассмотреть спасенную Ричардом деву.
И вот...
...она мне не понравилась.
Совсем.
Нет, дева была как и полагается, хрупка, нежна и с виду невинна, как ромашка полевая. Узкое личико с правильными чертами. Кожа белая, светящаяся изнутри, как бывает у рыжих, очи зеленые в пол лица.
Губки дрожат.
Подбородок тоже... шея лебяжья.
Фигурка точеная.
И главное, что костюм лишь подчеркивает хрупкость ее...
- Вы... вы... - она вздохнула и пустила слезинку.
Две.
Гармоничные такие, скатившиеся по щекам.
- Если... если бы не вы... я бы... - тонкие пальчики комкали несчастный платок, который девица прикладывала то к правому, то к левому глазу.
Чулочки темные.
Юбка узкая, на две ладони ниже колен.
Туфли старые, но на устойчивом каблучке... с ее-то ростом.
- А еще она маг, - заметил Альер невзначай. - Слабенький, но все же... посмотри...
И сделал что-то, отчего над девицей всколыхнулось лиловое марево, будто в рой мошкары попала. Я моргнула, и мошкара исчезла. А неприязнь осталась. И чего эта, внезапно спасенная, так жмется к Ричарду? А тот, растративши обычную свою мрачность, по руке гладит, шепчет что-то... утешает?
Про нас будто и забыли.
Я коснулась ошейника, и Гуля заворчал. Ему, похоже, эта красавица тоже не по нраву пришлась? Но... кто мы такие, чтобы нас слушать?
***
...ее звали Арваниэль, в память об альвийке-бабушке, некогда потерявшей голову от любви к человеку. Из-за него, простого лойра, не отличавшегося ни родовитостью, ни знатностью, она покинула заветный лес, отреклась от немногочисленной альвийской родни и даже, вот чудо, родила дитя.
Матушка Арваниэль уродилась красавицей, что, впрочем, никак не помогло ей в жизни. Она рано вышла замуж, по большой любви, само собой, хотя могла бы составить выгодную партию. Но сердцу не прикажешь. Сердце это готово было смириться и с бедностью избранника, и с дурными привычками его, которые, отчего-то, не спешили исцеляться любовью, но напротив, год от года становились все гаже.
Он пил.
Играл.
И проигрывал.
Нет, не всегда, ибо был довольно-таки умел, а потому удавалось держать хлипкое суденышко семейной жизни своей на плаву.
Матушка ушла, когда Арваниэль было семнадцать, оставив на попечение старшей дочери двух юных сестер. К этому времени бабка, разочаровавшись то ли в любви, то ли в людях, давно уж вернулась к альвийской родне, дед, не пережив этакого предательства, слег, и данное обстоятельство позволило отцу распоряжаться всеми малыми финансами.
Ничего хорошего из этого не вышло.
Даже то, что прожил он лишь год после смерти матушки, не спасло те жалкие крохи, которые еще оставались у семьи. Нет, Ниэль пыталась что-то сделать...
Она продала чудом уцелевшие драгоценности, правда, дали за них сущие гроши, но и их хватило, чтобы ненадолго расплатиться с кредиторами.
- Мы... - она говорила тихо, глядя исключительно в пол, и от шепота этого у меня по спине мурашки бежали. Причем вовсе не от сочувствия. - Мы... решили... что попытаемся сами... кур завели... и еще поросят. Коз... доили и продавали молоко...