— Дорогая, Эдвард сказал, сегодня ты нанесла визит миссис Чавенсворт? — спросила у меня матушка украдкой.
У меня появилось страстное желание отомстить брату за излишнюю словоохотливость. Ведь прежде он не так уж и часто делился с родителями моими похождениями, даже если не одобрял их. Мы предпочитали все решать промеж собой и не волновать мать и отца.
Почему теперь все внезапно изменилось? Неужели мы настолько сильно отдалились с ним?..
Покосившись на Эдварда, поняла, что да…
— Да, мама, я была у миссис Чавенсворт, — тихо ответила я.
Матушка наверняка подозревает, что с моим воскрешением в детстве все нечисто… Но мне не казалось, она не сумеет так легко принять новость о том, что меня вернули к жизни фэйри.
— Вероятно, что тебя интересовала… не столько миссис Чавенсворт, сколько ее гости?
На это я предпочла промолчать. Не хотелось дальше что-то объяснять.
Папа последним сел за стол.
Казалось, будто все в полном порядке…
Мы мирно беседовали, наслаждались ужином, пока отцу не принесли письмо. Обычно папа предпочитал не открывать корреспонденцию за обеденным столом, но слуга что-то шепнул ему и подал нож для бумаг. Вероятно, нечто особенное было с этим письмом.
Когда отец пробежал глазами по первым строчкам, он изменился в лице и словно бы побледнел.
— Дорогой? — окликнула его мама, но в ответ папа только махнул рукой, не отрывая взгляда от послания.
— Кэтрин… — хрипло выдохнул родитель, и мне показалось, будто я вот-вот лишусь чувств.
Что бы ни написали в злосчастном письме, это было обо мне… И отец пришел в ярость…
— Кэтрин, как ты могла?! Как ты могла так опозорить собственную семью?! Ты…
У меня перед глазами потемнело. Я не знала, кто написал отцу, но уже понимала, что именно сообщалось.
Мисс Кэтрин Уоррингтон пыталась бежать с мистером Греем, но была остановлена и возвращена домой родителям. С позором. Новость дошла до наших мест куда быстрей, чем мы рассчитывали с лордом Дарроу.
— Папа, я…
Отец тяжело поднялся и приказал:
— Замолчи!
Никогда прежде на меня не повышали голоса в собственном доме. Я беспомощно смотрела на отца и понимала, что моя жизнь уничтожена, как и мои отношения с семьей.
— Ты пыталась бежать с мужчиной, Кэтрин. Бежать!
Внутри все перевернулось от таких жестоких и несправедливых обвинений. Вот какой оказалась расплата за мою помощь мисс Оуэн.
— Это неправда, отец! — воскликнула я, из последних сил удерживаясь от слез. — Я никогда бы так не поступила!
Но по глазам родных я видела, что мне никто не верил. Даже мама… Даже Эдвард…
— Так вот почему тебя вернули домой, — тяжело вздохнул брат и сгорбился как старик. — Ты погубила себя… И нас всех погубила.
Сестры едва не рыдали от подобных новостей. Если раньше их шансы выйти замуж были невелики, то теперь исчезли вовсе. Им грозила участь старых дев… Обеим.
— Так вот почему ты говорила, что тебе нужно выйти замуж… — едва слышно прошептала мама, глядя на меня так, что захотелось умереть. Тут же.
Вокруг было только неодобрение, непонимание… и презрение. Никто не желал ничего слушать. Значит, не было смысла говорить…
— То есть теперь… теперь ты… п-падшая женщина?! — ужаснулась Эмили, взглянув на меня так, словно бы я была прокаженной. Энн глядела на меня с суеверным ужасом, уже явно представляя, как скончается в глубокой старости, окруженная одними лишь кошками.
Всего несколько слов — и вот я уже стала чужой для собственных сестер.
В этот ужасный момент мне хотелось, чтобы рядом оказался лорд Дарроу и защитил меня от всех ужасных слов, подозрений… Он ведь пришел на помощь, даже после того, как я пыталась помочь его любимой племяннице бежать с женихом, которого он не одобрял.
Хотелось встать за спину его милости и спрятаться от всех бед мира, от укоризненных взглядов родных, от собственной горечи. Он ведь сможет помочь мне, сможет все исправить…
— Уходи в свою комнату, — помертвевшим голосом произнес отец. — Я не желаю видеть тебя.
А в довершение всего папа приказал слуге запереть меня в собственной комнате. И это стало последним ударом, который лишил веры и надежды.
Я поднялась из-за стола и молча ушла к себе, не пытаясь больше оправдаться. Пусть так… Еще остались люди, которые верили мне. Люди, которые знали правду.
Оказавшись у себя в спальне, я дала волю слезам, которые беззвучно лились из глаз, не принося ни капли облегчения. Солнце уже зашло, на улице стемнело. Комнату освещала лишь одна свеча, и постепенно место обиды занял ставший привычным страх.