Дёмина Карина
Леди и война. Цветы из пепла
Изольда Великолепная - 4
Глава 1. Беглецы и перемены
Бабочки в моем животе устремились на юг...
...об особенностях сезонной миграции чешуекрылых.
Из Города мы просто ушли.
Я запомнила площадь: сюрреалистическая картина. Театр потерянных кукол. Люди давно утратили сходство с людьми. Застыли все, и даже я ощущала тяжесть его воли.
Кайя стоял между мной и солнцем.
Ни коня. Ни доспехов. Ни оружия. И все же страшен, страшнее, чем когда бы то ни было, той готовностью додавить. И если секунду назад я сама желала смерти всем этим людям, то сейчас... наверное, из меня никогда не получится первой леди. Мне жаль их.
- Отпусти, - я протянула руку, но Кайя не позволил прикоснуться к себе.
- Нет.
- Здесь Урфин. Дядя. И еще люди... охрана. Они служат тебе. А остальные... они поймут, что были неправы и...
...и раскаются?
Те, кто продавал билетики на места в первых рядах. Или предлагал купить клок одежды с кровью, на память о великом дне. Ставки сделать - с какого раза шею перерубят. Будет ли молить леди о пощаде... перепугается ли Кормак... правда ли, что Кайя Дохерти неуязвим...
- Не надо никого убивать. Пожалуйста.
Не ради них. Ради себя.
Кайя соглашается.
- Хорошо. У нас будет часа два, чтобы уйти. А у них - чтобы подумать...
...и мы уходим.
Кайя больше не заговаривает. Он разглядывает Город, позволяя себе останавливаться. И те, кто встречается на его пути, спешат исчезнуть. Где-то далеко трещат барабаны. Истошно орет рог, взывая к оружию, но никто не спешит откликнуться на призыв.
В Городе нас ничто не держит.
Забрать Йена.
Юго остается. У него, судя по всему, новый список есть, и совесть моя на сей раз молчит.
Лошадей находим на конюшне гарнизона. Кайя выбирает придирчиво. Для меня - вороного мерина с мягкими губами, сам останавливается на пегой кобыле внушительных размеров.
- Не бойся, - я передаю Йена Урфину. - С ним тебе безопасней. Я не настолько хорошо держусь в седле, чтобы рисковать.
Урфин усаживает малыша перед собой, что-то объясняет, пытаясь отвлечь. Но Йен не слушает, он крутится, пытаясь найти меня взглядом. Ему страшно. И мне, честно говоря, тоже.
Кайя... слишком другой.
Кавалькаду возглавляет Магнус. Он нахлестывает лохматого конька, на нем вымещая злость. Дорога гудит под копытами. И Город неохотно нас отпускает. Где-то далеко запоздало рычат пушки, но голоса их уносит ветер. Погони нет. И насколько я понимаю, не будет. Те, кто были на площади, поняли, с чем столкнулись. Они попытаются договориться.
Подозреваю, что не выйдет.
Но Магнус сворачивает с дороги. Он ведет нас лисьими тропами, и лошади получают передышку. К хутору добираемся в сумерках. Это место прячется в лесной чаще, отсыревшей и холодной. Начавшийся дождь затирает следы и топит звуки.
Дом под двускатной крышей стоит на краю болота, и серые меховые простыни подбираются к самым его окнам. Я не сомневаюсь, что среди топей проложены тайные тропы и, при необходимости, хозяева быстро скроются на этой неуютной волглой равнине.
Нас встречают. Забирают лошадей. Приглашают в дом. Подносят горячий сбитень, который как нельзя более кстати. Я только сейчас понимаю, насколько замерзла.
И Кайя хмурится.
- Тебе следует переодеться.
Не только мне: Йен оглушительно чихает и... до этого момента Кайя его не замечал.
Он развернулся резко, едва не сбив меня с ног. Подобрался. И готова поклясться, что волосы на затылке дыбом встали. Верхняя губа задралась, и Кайя зарычал.
- Стой! - я уперлась обеими руками в грудь, понимая, что не смогу его удержать. Одно его движение и я в лучшем случае полечу к стенке.
- Кайя, стой. Урфин, ты тоже.
Он тянется к мечу, но это неправильно. Нельзя злить Кайя. Он сейчас не понимает, что творит.
- Ты слышишь меня? Конечно, слышишь...
...он не животное.
- ...это же просто ребенок. И ты знаешь, что детей нельзя трогать.
...не животное.
- Ты и не собираешься, правда? Ты никогда не причинишь вреда ребенку.
Он мог бы, если бы захотел. И мы ничего не успели бы сделать. Он много быстрее. Сильнее.
И не животное.
Я убираю ладонь с груди. Его рубашка промокла насквозь, и на ней остается отпечаток моей руки.
- Тем более, своему сыну?
Отступаю на шаг. И еще один. Кайя не спускает с меня глаз. Больше не рычит.
- Ты не захочешь, чтобы ему было также больно, как было тебе...
Поворачиваюсь спиной.
Йен дрожит. Не от холода - от ужаса. И я не представляю, что еще могу сказать. Поэтому просто наклоняюсь и беру Йена на руки. Меня Кайя точно не тронет. А я не отдам ребенка. Он обнимает меня, прижимается и всхлипывает, часто, судорожно.
- Все хорошо. Я не позволю тебя обидеть. Никому не позволю.
Хлопает дверь.
Кайя отступает. Как надолго? И что будет, когда он вернется?
Ничего.
- Мы справимся, верно? - я вытираю слезы, первые за все время нашего с Йеном знакомства. - Что бы ни случилось, мы справимся, Лисенок.
Йен не сразу соглашается расстаться со мной. Переодеваемся вместе. И ест он, сидя у меня на коленях, но потом все-таки идет на руки к Урфину. У того интересные игрушки: наконечники стрел, блестящие шнурки, монеты и даже нож в красивых ножнах.
А Кайя все еще нет. И я знаю, что он не вернется.
...Кайя...
...я в порядке, но мне лучше остаться вне дома.
Он не в порядке, и мы оба это знаем. Поэтому у слов оттенок льда.
Хорошо, что я знаю, где его найти. И повод есть: ему тоже не помешает ужин.
Под широким навесом сухо. Здесь хватает места и лошадям, и старой собаке, которая дремлет под шелест дождя. Кайя сидит на кипе сена, скрестив ноги, и руки закинул за голову, разглядывает крышу. Под стропилами свили гнездо ласточки. Возятся, выглядывают.
Ласточки - безумно интересно.
Меня Кайя демонстративно не замечает.
Рассчитывает, что обижусь и уйду? Не дождется. Присаживаюсь рядом и протягиваю миску. Картофель. Жареное сало, лук и яйца. Роскошный ужин, если подумать.
- Никогда больше так не делай, - Кайя сдается. - Ты не понимаешь, насколько это опасно.
- Понимаю.
- Нет. Я хотел его...
- ...убить.
Он забыл, что я его вижу.
- Да.
- Но ведь не убил, верно? Ты сам себя остановил. И ты это знаешь.
Кайя ест, только... как человек, который понимает, что должен съесть некоторое количество еды, дабы не помереть от голода. Кажется, ему безразлично, что именно в тарелке.
- Спасибо, - он все еще вежливый.
Но не совсем живой. Хорошее определение. Запомнилось.
- Пойдем в дом.
- Нет, - он стягивает рубашку, отжимает и вешает на коновязь. - Мне не следует там находиться. Я не уверен, что сумею держать свои... порывы. Но я рад, что ты пришла. Нам надо поговорить.
Он мог бы позвать меня. Гордость не позволила?
Кайя раскрывает ладонь. Кольцо. Синий камень на золотом ободке. Выглядит тусклым, стекляшкой обыкновенной.
- Я понимаю, кто тебя туда отправил и с какой целью.
А рука черная, чистой кожи не осталось. На груди разве что... и на спине. На шее пара светлых островков. Плети распустились на щеках, поднялись к вискам, пустили побеги по лбу и в волосы.
В них появилась седина.
И сейчас Кайя не стал уворачиваться. Закрыл глаза только, точно ждал, что я могу ударить.
- Что они с тобой сделали?
- Я понимаю и то, что выбора тебе не оставили. И я даже рад этому.
Он гасит боль, но я все равно ее слышу.