Нельзя ждать, что он за пару часов станет прежним. Вообще нельзя ждать, что он станет прежним.
- Я не смогу от тебя отказаться. И уйти не позволю.
- Я не хочу уходить.
Он не слышит.
- Иза, ты знаешь, что я сделал и почему, - он сжимает кольцо, как будто хочет раздавить его. - Если вдруг возникнет аналогичная ситуация, я поступлю точно также. Я не буду рисковать твоей жизнью или здоровьем. Убью. Умру. Предам. Возьму в жены женщину, мужчину, осла... все, что попросят.
Кожа горячая настолько, что обжигает.
- Я хотел бы обещать, что этого не случится, но...
- Солгал бы.
- Да.
- Хорошо.
- Что хорошо?
- Что не лжешь.
Все-таки отстраняется и ждет ответа. И я отвечу:
- Я все это знаю, - он почти сроднился с темнотой, но я не позволю ему спрятаться в ней. - Как знаю и то, что ты мне нужен.
Он умрет, но не позволит тому, что было, повториться.
- И не только мне... - и вот тут я растерялась. Как ему сказать? И надо ли сейчас? Не лучше ли подождать, дать ему отойти хотя бы немного. Вернуться в сознание... Нет. Слишком много вокруг было таинственного молчания во имя высшей цели.
- Ллойд тебе не говорил, но... у меня, то есть у нас, есть дочь. Ее зовут Анастасия. Настя. Или Настена. Настюха. Настенька. Я знаю, что у вас девочки не рождаются. И если ты мне не веришь...
Он верит.
Без подтверждения системы. Генетических карт. Групп крови. Свидетельств. Просто на слово, потому что не способен подумать, что я решусь на обман. И я улавливаю вспышку... радость. А следом боль. Обида. И еще знакомое, терпкое чувство вины.
- Мы живы. Ты. Я и Настя.
...Йен, о котором я боюсь упоминать.
- Кайя, ты... нам нужен. Всем нам.
Но снова, кажется, не слышит. Или я не те слова выбрала?
- Мне нужен. И... у меня был выбор. Я бы не вернулась, если бы не захотела.
- Это тебе так кажется.
Он судорожно выдыхает и говорит:
- Иди в дом. Тебе следует отдохнуть. Завтра - тяжелый день.
Нет, Дар и раньше был странным, но вот чтобы настолько...
Скальпель украл и резал вены, а потом растирал кровь на ладонях и внимательно ее разглядывал. Порезы заживали почти мгновенно, ненормально высокая температура держалась, и кажется, как раз-то и была нормальной, поскольку не наблюдалось ни излишней потливости, ни вялости кожных покровов, ни иных признаков лихорадки.
И лечиться отказывался, причем с таким видом, будто ему что-то крайне неприличное предлагают. Нормально у него все. Только вот глаза цвет меняют, с каждым днем все более желтые. И Дар стал щуриться, зачем-то это скрывая.
Зато приступов больше не случалось. Все вопросы о том, что было, он попросту игнорировал, чем злил до безумия.
Он вообще обладал поразительным талантом злить Меррон!
Дар неотступно следовал за ней, куда бы Меррон ни пошла, но держался в отдалении, словно ему были неприятны даже случайные ее прикосновения. Спросила прямо - не ответил.
Предложила освободить для него комнату, любую, на выбор, если ему так легче - обиделся. Причем виду не подал, а она все равно поняла - обиделся.
На что?
Она же как лучше хочет.
Тогда, поднимаясь по лестнице на чердак, она боролась с собой. Было страшно. И больно - она и вправду крепко к шкафу приложилась, и неудачно так, об угол. От ушиба, обиды слезы сами из глаз покатились. И отдышаться Меррон не могла минуты две. Сидела, растирала сопли со слезами по щекам, ругала себя на чем свет стоит за дурость... а потом вдруг услышала, насколько ему плохо.
Полезла.
Преодолевая себя, полезла. И ведь главное, что не его боялась, знала откуда-то, что Дар ей не причинит вреда, а все равно дрожала. Страх сидел глубоко внутри, около сердца, в какой-то миг показалось, что док не вытащил тот стилет, а просто отломил рукоять.
Ерунда, конечно, но Меррон чувствовала железо в груди.
И еще чужую боль, которая почти как своя.
Там, на чердаке, все опять было просто и понятно. А потом опять запуталось.
Он не уходил и не приближался, только если ночью, и то ждал, когда Меррон уляжется, потом пробирался в комнату - и ведь ступал так, что не услышишь - и ложился рядом. Перекидывал через Меррон руку и засыпал, крепко, спокойно, как будто так и надо.
Ближе к утру его рука оказывалась под рубашкой. Меррон от этого просыпалась. И он тоже.
Вставал, заботливо укрывал ее одеялом, целовал в макушку и уходил.
Подмывало швырнуть вслед чем-нибудь тяжелым. Или скандал устроить, но... Меррон взрослая и уже научилась вести себя соответственно. Например, притворяться, что ничего не замечает.
Но ведь у любого терпения предел есть!
И когда рука добралась-таки до груди, она не выдержала.
- Если ты сейчас остановишься, то спать будешь на полу.
Остановился. Отстранился. Встал и вышел из комнаты.
От обиды у Меррон дыхание перехватило. Полдня не могла себя успокоить. Все из рук валилось. И хорошо, что смена была не ее, иначе точно кого-нибудь убила, сугубо от рассеянности. В амбулаторию тоже не заглядывали, и в другой раз она бы сразу догадалась о причинах такого внезапного безлюдия, но нынешнее душевное состояние требовало действий и активных. Чтобы занять себя хоть чем-то, Меррон проветрила комнату дока, вытерла пыль, в порыве вдохновения и полы помыла.
Тетушка всегда говорила, что уборка благотворно сказывается на женской нервной системе. И оказалась права. Почти. В порыве вдохновения Меррон вышла в сад, который после отъезда Летиции медленно и верно приходил в запустение, нарвала букет из крапивы, ромашек и васильков. Получилось просто замечательно!
Цветы способствуют созданию уюта...
Наверное, Мартэйнн выглядел дико с этим букетом, поскольку сосед на приветствие не ответил, но поспешил скрыться в доме.
Плевать на соседа.
Крапива в тетушкиной вазе смотрелась довольно гармонично.
А вот смотреть с таким раздражением на Меррон не надо.
- Вот, - она вручила Дару огромного розового медведя, набитого опилками. Медведь был честно выигран ею на ярмарке и подарен троюродной племяннице Летиции, которая уверяла, что более красивого зверя в жизни своей не видела, но уезжая, забыла. И к лучшему. Пригодился. - С ним тоже спать можно. И лишнего спрашивать не будет.
В глазах-пуговках медведя читался упрек.
Ничего. Перетерпят.
Дверь своей комнаты Меррон закрыла на задвижку. И в госпиталь вышла на час раньше обычного, только Дар все равно услышал, как собирается и следом потянулся. Злой, как... мишку с собой прихватил.
Он-то в чем виноват? Он хороший, только кривоватый слегка.
Донес до площади, пристроил на лавку. Отвернулся.
- Между прочим, это не твоя игрушка.
Делает вид, что не слышит. Оно и к лучшему. Меррон тоже притворится, что его не замечает. У нее собственных дел полно.
...дел было больше, чем ей бы хотелось.
Опять подводы. И раненые. Привычные запахи. Какофония звуков. Кто-то кричит, кто-то умоляет о помощи. Хватают за руки, думают, что так задержатся в этом мире.
- Потерпите, - Меррон твердит это слово, точно заклинание. - Потерпите, и все будет хорошо.
Ложь.
Будет, только не все и не у всех.
Вот тот парень с распоротым животом уже мертвец. Даже если зашить кишки, все равно погибнет, не от потери крови, так от перитонита. И этот, обожженный, пробитый кусками металла. Он еще в сознании, хотя боль, верно, должен испытывать страшную. Лежит на земле. Его обходят стороной, и это правильно: помогать надо тем, у кого есть шанс. Но Меррон все равно жаль и его, и парня, и еще того, который с раскроенным черепом.
Меррон знает - насколько это страшно: умирать.
Здесь и сейчас ссоры исчезают.