Ядерный взрыв? Нет, пожалуй, ядерный взрыв куда как милосердней.
- Арвин Дохерти взял с меня клятву служить семье. Вернее, выбил. Вероятно. Я был довольно упертым. И отказывался подчиняться. Ему надоело. И однажды я просто не сумел проигнорировать приказ. Потом были другие. Много. Пока Дохерти не убедился, что я веду себя правильно. Тогда он оставил меня в покое. Полагаю, временно. К счастью, умер. Я не знал, насколько твой муж... не похож на него. И сделал единственное, что мог - не привлекал внимания.
И у него получалось, пока однажды Наша Светлость не совершили незапланированную прогулку.
- Изначальный приказ - оберегать тебя. От всего. Любой ценой. Но... - Сержант сжал кулак, и пальцы хрустнули. - Но этот приказ не нужен. Нельзя допустить здесь того, что было во Фризии. Люди не понимают, какой силой пытаются управлять. Им кажется, что твой муж - добрый мягкий человек, на которого можно и нужно воздействовать. Сам виноват. Но он не человек. Потеряв ориентир, Кайя Дохерти из самых благих побуждений утопит эту страну в крови. Их же руками. Их же желаниями. Поэтому, Изольда, дело не в тебе. Не во мне. Не в Меррон. В них. И в том, чтобы не позволить им убить себя.
Остановить детей в их затянувшейся игре над пропастью во ржи?
Но детей больше. Они сильнее. И считают, что правы.
- А что будет с тобой?
Не спрашиваю, как вышло так, что он не защитил Меррон. Сержант и сам задаст себе этот вопрос. Возможно, найдется с ответом.
Он попытается ее найти, но...
- Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, но на мире это не отразится.
.
Глава 3. Переговоры
Никогда ничего не делайте зла назло! Гадости должны идти от души.
Девиз доброго человека.
Меррон заснула. Она не собиралась спать, потому как спящий человек, во-первых, беззащитен, во-вторых, не способен придумать план побега, а в-третьих, из чувства протеста, но все-таки уснула.
На полу.
Пол был холодным, а сон - недолгим и муторным. Меррон опять от кого-то пряталась, понимая, что прятаться бессмысленно.
Бежать тоже.
Но когда заскрипела дверь, Меррон вскочила, намереваясь именно бежать... только нога затекла. И плечо. И вообще как побежишь, когда на твоем пути сразу двое, в железе и при оружии.
- Не шали, - предупредил тот, который повыше. - Хуже будет.
Куда уж хуже?
Хотя... пожалуй, Меррон пока воздержится выяснять. Пусть думают, что она испугалась. И вообще надо вести себя так, как положено вести женщине, попавшей в непростую ситуацию.
В обморок?
Или просто заплакать?
- П-пожалуйста, не трогайте меня! - она заслонила лицо руками, сквозь пальцы разглядывая визитеров. - Умоляю!
Получилось не слишком жалобно, и Меррон громко всхлипнула.
А слезы вот отказывались появляться...
- Да кому ты нужна, - буркнул второй, этот был без шлема и факел отражался в глянцевой его лысине. - Шевели копытами, коза.
Коза... хоть бы кобылой обозвали, всяко благородное животное. А коза - мелкая и бодучая тварь с вредным характером. Нет, козой Меррон себя не ощущала. Она ссутулилась - благо, имелся опыт, - и обхватив себя руками, шагнула к порогу. Дрожь изображать не пришлось. От холода Меррон трясло так, что зуб на зуб не попадал.
- К-куда идти?
Узкий коридор. Темный. И нет креплений для факелов. Следовательно, стражи постоянной тоже нет. Кому понравится сидеть в темноте? Да и дверь надежна... на дверь Меррон оглянулась. С виду толстая. Такую ногтями не процарапаешь. И замок внушительного вида... и вторая, которой заканчивался коридор, выглядит столь же серьезно. Значит, отсюда сбежать не выйдет.
Откуда тогда выйдет?
Дверь открыли, Меррон втолкнули, и от грубого прикосновения она сжалась. Влетела в комнату. Упала, благо, ковер был мягким. И наверняка, выглядела достаточно жалко безо всяких на то усилий.
- Вставай, предательница.
Малкольм не подал руки.
Ну и хрен с ним. Меррон сама не приняла бы. Она поднялась, расправила юбки - дрожь не унималась и, пожалуй, это было хорошо. Пусть думает, что Меррон боится.
А она и боится.
Она ведь не дура и понимает, что вряд ли ее отпустят живой.
- Всего пару часов в камере и какие перемены... ты выглядишь жалко.
Кто бы говорил! Вырядился в доспех... рыцарь. А сапоги с каблуками. И на шлеме шишечка, чтобы выше казаться. И поза эта картинная.
- Я не понимаю, - Меррон опустила взгляд, уставившись на собственные туфли, к слову, крепкие весьма, из хорошей козлиной кожи. Ну не в шелковых же башмачках ей в мертвецкую бегать. - За что...
- За предательство! Мои сестры томятся в темнице!
Значит, угадала.
Сержант, скотина этакая... только вряд ли поверят.
- И братья по духу. Где они?! Из-за тебя...
- Я... я ничего никому не говорила!
Меррон ненавидела оправдываться. Чувствовала себя полным ничтожеством. И лгуньей. Даже когда говорила чистую правду, вот как сейчас.
- Неужели? - сколько сомнения в голосе. - Но ты здесь. А они там...
И не факт, что "там" много хуже, чем "здесь".
- Ты тоже здесь, - Меррон сказала и прикусила язык. Вот не следует злить Малкольма... и пощечина, которую он отвесил, стала лучшим тому подтверждением.
А ведь когда-то он Меррон нравился.
Говорил красиво...
О свободе... и еще справедливости. Вот, значит, какова справедливость на вкус.
- Садись, - Малкольм вцепился в плечо и толкнул.
К столу. Обыкновенному такому столу у окна.
Закрытого.
Стеклянного.
Стекло бьется, и если вскочить на стол, то... нет, пожалуй, от самоубийства Меррон пока воздержится. Она слишком зла на всех, чтобы умереть. Да и не ясно пока, что Малкольму надо.
Облизав лопнувшую губу - теперь долго кровить станет - Меррон села.
Огляделась.
Комната. Небольшая, незнакомая. Окно одно, то самое, перед которым стол стоит. Стену слева занимают полки с запыленными книгами. Стена справа пустая. Мебели почти нет. Оружия в принципе нет. Если только стулом по шлему... стул внушительный.
Но сумеет ли Меррон попасть?
И что сделает Малкольм, если она промахнется?
Сейчас он внимательно следит за каждым ее жестом, значит, обмануть не выйдет.
- Товарищеский суд приговорил тебя к смерти.
...в этом Меррон не сомневалась. Кто из товарищей Малкольма ослушается?
- Однако тебе представится возможность искупить свою вину.
- К-как?
Нельзя смотреть Малкольму в глаза, он поймет, что Меррон недостаточно напугана, чтобы остатки разума растерять. А куда смотреть?
На лист.
Белый лист, закрепленный на подставке. Чернильница есть. Перья... а ножа для бумаг нет. Песок. В глаза? И стулом по голове?
Малкольм, словно заподозрив неладное, отошел к двери. А за ней двое охранников, которые на шум явятся. С тремя Меррон не сладить. И значит голову ниже, вид несчастней, и думать, думать...
- Пиши.
- Что?
- Письмо.
Ну Меррон поняла, что не записку любовную.
- Кому и какое?
- Мужу своему. Правдивое.
Знать бы, что сейчас считается правдой.
- Что ты совершила ошибку...
...связавшись с Малкольмом...
- ...и очень в ней раскаиваешься.
...причем совершенно искренне и до глубины души!
- ...умоляешь его проявить благоразумие и отпустить невинных людей, тобой оклеветанных. А также признать полномочия Совета и подчиниться ему.
Совет? При чем здесь Совет?
Малкольм утверждал, что Совет - сборище глупцов, скопцов и скупцов. Некогда это казалось забавной шуткой. И не смешно было, что эти люди правят страной, соблюдая лишь собственные интересы. А теперь получается, что от Сержанта требуют подчинения?