Глава 22
Стефан проснулся перед рассветом. Еще несколько минут он лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в безмолвную тишину замка. Сегодня ему предстоял заключительный акт представления, финальная схватка с братом. Он должен был успеть до приезда настоятеля. Стефан мысленно был готов и к победе и к поражению.
Всю жизнь он стремился прожить честно и с достоинством. Но это требовало усилий. За долгие годы борьбы он устал и теперь даже радовался тому, что предстоящий день либо приведет его к триумфальной победе, либо к смерти.
Европа пришла к нему затемно. Благодаря ее усилиям, Стефан снова превращался в жестокого инквизитора. Они хранили многозначительное молчание, сознавая, что ближайшие несколько часов решат его судьбу. И хотя Стефана, строго говоря, нельзя было назвать верующим человеком, выходя из комнаты, он перекрестился.
Когда он вошел в Грейт Холл, солнце уже взошло. Зал был заполнен участниками и зрителями до отказа. Все знали, что Ламорт вынесет приговор сегодня. Марлоу находился в откровенно приподнятом настроении.
— Леди Розалинда, вы должны предстать перед инквизитором, — распорядился Стефан.
Когда Розалинда неуверенно поднялась и села рядом с Ламортом, по залу прокатился неодобрительный шепот.
— Мадам, вы хорошо осведомлены, что последнее слово в расследовании ереси остается за инквизицией. При этом для тех, кто отказывается признавать свои грехи, приговор исполняется незамедлительно и пересмотру не подлежит. К тем, кто раскаивается, инквизиция может быть снисходительна. Теперь ответьте, признаете ли вы себя виновной?
Ламорт подался вперед с трагическим выражением лица. Графиня даже не взглянув в его сторону, горько улыбнулась и произнесла:
— Нет. Сожгите меня на столбе, Ламорт. Я слишком устала от этой жизни.
Все ошеломленно молчали.
— В таком случае, мадам, как официальный представитель инквизиции и Папы Римского Клементия VI, я объявляю вас невиновной.
— Невиновной! — Марлоу подскочил на стуле, пораженный неожиданным вердиктом.
Все присутствующие встали и разразились бурными аплодисментами. Розалинда медленно повернулась к Стефану. Прикоснувшись к его рукаву, она прошептала:
— Кто вы?
Стефан многозначительно приложил указательный палец к губам:
— Позже, мадам, — и повернулся к расшумевшейся толпе. — Прошу тишины, — требовательно сказал он. — Когда-то меня мучили и пытали, заставляя терпеть невыносимую боль. Но у меня остался разум, который подсказывает, что не каждый подозреваемый всегда виновен. Но многие из оставшихся в тени виновны.
Предчувствуя новый поворот событий, присутствующие смолкли. Стефан выдержал паузу.
— В ходе расследования я обнаружил того, кто на самом деле виновен. Этого человека никто не обвинял, но я как представитель инквизиции считаю его виновным во многих преступлениях.
— Кто это, Ламорт? — раздался голос из глубины зала.
— Это тот, кто принес горе, ненависть и разруху в свой замок. Это лорд Марлоу, граф Блэкмора, — ответил Стефан. Обойдя весь зал, взгляд Стефана остановился наконец на Марлоу.
— В чем же меня обвиняют? — Глаза Марлоу метались от матери к Стефану.
Стефан улыбнулся.
— Вы обвиняетесь в убийстве своего отца, графа Джеймса.
— Это возмутительно! — взревел Марлоу. — Какие доказательства у вас есть?
Стефан кивнул одному из своих людей, и ему подали пергаментный свиток.
— Это завещание графа Джеймса. В нем записано, что вы, лорд Марлоу, лишаетесь наследства, как внебрачный сын. И получает его Стефан, единственный сын графа и ваш брат, которого вы изгнали из замка.
— Это подделка! — пронзительно завизжал Марлоу. Он повернулся к присутствующим, надеясь на их поддержку. — У меня есть настоящее завещание графа.
Они оба говорили неправду. Но никто в зале об этом не догадывался. Зная истину, но не имея подлинного документа в руках, Стефан был вынужден блефовать.
Он повернулся к Марлоу и указал на него пальцем.
— То завещание, что есть у вас, написано вашей рукой и опечатано перстнем графа, который вы украли с его руки.
Марлоу непроизвольно схватился за кольцо.
— Откуда вы знаете об этом? — он приблизился у Стефану, хотя тот отвернулся от него. — Это подложное завещание, — продолжал настаивать он. — Ни у кого нет той бумаги, о которой вы говорите. Она исчезла.