— Никогда, — ответила Кэтрин с гордостью. — Мы искренне любили друг друга, никакой зависти и вражды между нами не было.
— Я могу только мечтать, чтоб ты относилась ко мне с таким же уважением. — Стефан задумчиво провел пальцем по ее шелковистым губам. — Ах, милая Кэйт, неужели мы встретились слишком поздно, и броня, сковавшая наши сердца, не позволит нам быть счастливыми? — Печаль затопила его глаза. — Все решит время. Сейчас я ухожу — мне пора позаботиться об отце. Завтра я покажу тебе ту часть Блэкмора, которую я люблю всем сердцем. И хотя она никогда не будет нашей, я хочу, чтобы ты увидела ее. А теперь, спокойной ночи, Кэтрин.
Стефан дотронулся до ее щеки и пошел прочь. Девушка смотрела ему вслед, пока не затихли его шаги. Все еще чувствуя на губах его страстные поцелуи, она медленно вошла в спальню. Тонкая свеча желтым пламенем освещала комнату, отбрасывая тень на покрывало, под которым кто-то лежал. Кэтрин в испуге захлопнула дверь.
— Миледи! — виновато закричала молодая служанка, выскочив из кровати. — Я не собиралась спать, мне приказали согреть вам постель.
— Хорошо. Я думаю, постель уже достаточно теплая. — Кэтрин взглянула на смятые покрывала. Ей хотелось остаться одной. Однако служанка уходить не собиралась и выжидающе смотрела на хозяйку. Ее открытый и преданный взгляд был таким искренним, что Кэтрин решила познакомиться с ней. — Как тебя зовут? — спросила она с улыбкой.
— Розмари, миледи, — служанка откинула со лба длинные пряди каштановых волос.
— Там у меня ночная рубашка, — Кэтрин кивнула на дорожный сундук в углу спальни. — Не могла бы ты достать ее?
Служанка улыбнулась и с готовностью направилась к сундуку.
Девушка подошла к окну. Вглядываясь в темноту, она надеялась увидеть волка. Волка, который был так же одинок, как и она. Они оба потерялись в этом странном мире. И оба испытывали страх перед будущим. Но никого не было. И только луна отливала холодным голубым цветом, освещая незнакомую дорогу. Кэйт разочарованно вздохнула.
Повернувшись к служанке, она с улыбкой сказала:
— Обычно мне не нужно греть постель. Но сегодня я очень замерзла.
— Я быстро согрею вас, миледи. Кровь у меня горячая, как у скакуна.
Девушка переоделась в ночную рубашку и легла в кровать. Розмари молча последовала за ней. Как она и обещала, вскоре под одеялом стало жарко. И, уставшая от переживаний, Кэтрин быстро заснула, но ее сны были полны тревоги.
…Темно-синие тучи предвещали грозу. Под вспенившимися облаками слышался крик бегущей по вересковой пустоши женщины.
Внезапно картина изменилась, и Кэтрин увидела себя в белом, залитом кровью платье. Она готовилась к свадьбе. Ее мужем должен был стать не тот, кого она ждала и любила. Уже у самого алтаря жених обернулся. Девушка не могла рассмотреть его, но знала точно, что это был другой. Страшный и отвратительный. И когда его лицо приблизилось вплотную…
— О, Господи! — Кэтрин вскочила в постели, судорожно глотая ртом воздух. Холодная ночь. Страшное предчувствие сдавливало ей грудь. Девушка задыхалась.
— Миледи! — Розмари в недоумении вглядывалась в темноту. — Что с вами? Вам приснился страшный сон?
В ответ, откуда-то из темноты, раздался душераздирающий вой одинокого волка.
Глава 5
Следующие три дня после ночных кошмаров Кэтрин не покидала своей комнаты. Она наотрез отказывалась видеть кого-либо и не впустила даже Европу. После произошедших в замке событий, при всей своей выдержке, она чувствовала себя обессиленной. Кроме того, у нее появился кашель, который сильно досаждал ей. Причиной тому, как она думала, был сам замок, неизмеримо больший, нежели Шелби Мэнор.
Больше всего Кэтрин страдала от одиночества и тоски по дому. Отчаяние поселилось в ее душе с того дня, как она осознала, что отныне ее дом здесь. Ее сердце тосковало по всему, что оставалось в прошлом. Не будет больше милых вечерних разговоров с матерью у камина, не раздастся колокольный перезвон маленького аббатства, и никаких поездок верхом под луной на любимом скакуне брата. Все это осталось позади. Впереди же была свадьба и незнакомая пугающая жизнь замужней женщины.
Но она не может забыть страстных поцелуев Стефана, призналась она себе. Физическая близость до сих пор ничего не означала в привычном порядке вещей. Это было приятно, конечно, но никогда она не стремилась к удовольствиям. Так же, как и у Джорджа, ее жизнь до отказа была заполнена обязанностями, свойственными людям ее положения. Три дна напролет она перебирала четки, надеясь молитвами прогнать желание, которое Стефан пробудил в ней. Нет, не желание. Вожделение! Она должна, наконец, назвать это настоящим именем! Вожделению не должно быть места в ее жизни. Клятва есть клятва, а она обещала Джорджу молиться за него. Человеческие страсти могут стать только помехой для благих намерений.