Глава 19
Вечером Стефан прихрамывая вошел в Грейт Холл. Он приказал своим французским компаньонам присоединиться к трапезничающим рыцарям. Оба преданных ему воина обладали недюжинной силой, и Стефан был уверен, что в случае его разоблачения они, не задумываясь, возьмутся за холодные рукоятки своих мечей.
— Будьте поблизости, — распорядился он.
Стефан обвел помещение взглядом и понял, как многое изменилось здесь после смерти отца. Лишь резкие неискренние смешки иногда оживляли застолье. Марлоу сидел во главе центрального стола. Место рядом с ним занимала Кэтрин. Место Стефана, к его огромному удовлетворению, оставалось пустым, словно храня честь своего хозяина.
Кэтрин ела безо всякого аппетита и, в отличие от собравшихся, не улыбалась. Стефан сочувствовал ей всем сердцем и проклинал себя за то, что по его вине ей приходилось переносить столько страданий. Но ведь он и вернулся, чтобы спасти ее.
Стефан вошел в гостиную с шумом, подволакивая ногу, и величественно поклонился присутствующим, взиравшим на него с благоговейным страхом. Когда Марлоу приказал менестрелю прекратить пение, в Грейт Холле воцарилось неловкое молчание.
— Добрый вечер, граф Марлоу, — произнес Стефан низким голосом. — Не найдется ли для меня место за вашим столом?
Марлоу медленно поднялся.
— Я не посмею оскорбить достойного представителя инквизиции, Ламорт.
По залу, словно ветерок, разлетелся шепот. Присутствующие устремили на него подозрительные и враждебные взгляды. Кэтрин взглянула на него с явным неодобрением.
— Как и обещал, я отправил приглашение архиепископу, сообщая о вашем прибытии. А пока присоединяйтесь к нам.
Стефан внимательно посмотрел на девушку, она не узнавала его. Но он надеялся, что успеет обратить на себя ее внимание во время ужина.
Он сел рядом с матерью и Робертом. Пока они наливали в чаши похлебку, Стефан успел внимательно рассмотреть Розалинду. Ее волосы стали почти седыми. Былое величие и высокомерие исчезли. Голубые глаза потускнели, выражая полную апатию к жизни.
— Ламорт, — сказала она, повернувшись, — вы появились очень вовремя.
Стефан вопросительно взглянул на Розалинду. Она наполняла свой кубок намного чаще, чем ее гости, и теперь была почти пьяна.
— Остатки благородства уже разлагаются, и я ощущаю их зловоние, — продолжила Розалинда.
Несмотря на то что в ней говорило вино, Стефан был захвачен врасплох. Прежде он никогда не слышал, чтобы мать говорила так открыто. Возможно, из-за того, что она считала его случайным человеком.
— И какая же болезнь творит это, мадам?
— Алчность… похоть… — Она немного сощурилась, глядя прямо на Роберта. Розалинда сделала еще глоток меда. Опуская кубок, она едва не поставила его мимо стола. Пролитая лужица медленно растекалось по его поверхности. — Как часто мы не ценим того, что у нас есть, и страстно желаем тогда, когда у нас этого уже нет.
— Мадам, это похоже на раскаяние.
Розалинда посмотрела на Стефана пристально, изучая черты его лица. И ему показалось, что он зашел слишком далеко.
— Что вы знаете о раскаянии, Ламорт? — наконец спросила она и цинично рассмеялась. — Мы слышали рассказы об инквизиции. Вы беспощадны в своей охоте за ересью и колдовством. Вы сожалеете хотя бы об одной казни?
Стефан почувствовал, что с дальнего края стола на него пристально смотрит Кэтрин. Она по-прежнему не узнавала его, но проявляла большой интерес. Ему хотелось ответить ей нежным взглядом, дать понять, что она в безопасности, но это было невозможно. До нее было слишком далеко. Кроме того, любопытные глаза еще продолжали рассматривать безобразного инквизитора. Поэтому, спрятав свои чувства под маскарадный костюм, он вновь повернулся к матери.
— Мадам, я вижу, раскаяние сжигает ваше сердце и душу. Вам необходимо исповедаться во грехах, которые вы совершили.
Розалинда смахнула слезу и сделала глоток меда. Поставив кубок на стол, она горько улыбнулась.
— Бог все знает о моих грехах, Ламорт. И я буду гореть за них в аду. Раскаиваться мне поздно.
— Но это ересь! — возмутился Стефан. — Разве вы не знаете, что можете исповедаться только священнику. Только служители церкви могут общаться с Богом. Во Франции людей сжигают на кострах и за меньшие грехи!
— Сжигают на кострах? — откликнулась Розалинда. — Это могло бы доставить облегчение тем углям раскаяния, что сжигают мою душу.