Он любил племянника. Пожалуй, даже больше, чем младшего. Он помнил, как он родился. Помнил его имянаречение, он рискуя пробрался на церемонию вручения первого меча для всех мальчиков Эред Луина. Серьезное личико племянника то и дело укором вставало перед Фрерином и он просто не мог с кем либо говорить. Ему хотелось побыть одному, и не сорваться ненароком на ком-то. Было слишком больно.
Лисса же, смотря на него, расстраивалась так же. Но что она могла? Есть вещи о которых бесполезно говорить. Когда она замечала, что он стоит в одиночестве на стене замка, она сама приносила ему теплый плащ, позабытый в комнатах. Ночами она долго смотрела на него, жалеющее и почти бездумно невесомо поглаживая разметавшиеся во сне черные кудри.
Ей оставалось лишь ждать, когда горе оставит его.
Но не только горе мужа, беспокоило Лиссу. Не только то отчуждение, что возникло меж ними. По утрам к ней стало приходить недомогания. Вначале Лисса списала это на еду, и стала отказываться от плотных завтраков. Но тошнота приходила все чаще и не только утром. Она видеть не могла ранее любимый сыр, а аромат жареных или вареных грибов стал истинной вонью, которую выносить было просто невозможно. Ее бросало то в жар, то в холод, и постоянно хотелось спать. Она чувствовала себя слабой, но меж тем больной она себя не ощущала. И, в конце концов, часто ранее случавшиеся с ней задержки красных дней, сыграли свою роль. Лишь когда пошел третий месяц задержки, девушка – хотя нет, молодая женщина, – наконец осознала, что с ней.
Она беременна.
Осознав эта, Лисса потерянно рухнула в деревянное кресло мужа… и разревелась. Она все никак не могла успокоиться и все плакала и плакала. И вошедший в комнату Фрерин так ее и застал.
— Что с вами? – спросил он тот час, подойдя и встревожено оглядел молодую жену.
Вместо ответа, Лисса расплакалась еще горше.
— Я… я… вы менянелюбите! – прорыдала Лисса.
— Что? – опешил Фрерин.
И тут же вспомнив, как часто избегал общества Лиссы в последние недели, а она волновалась, и приносила ему позабытый плащ… устыдился. Обидел и не заметил!
— Аялюблю… и…. и… а вы… – прорыдала Лисса.
О, Махал! Фрерин не знал куда и деваться и что делать! Как-то не приходилось ему ранее успокаивать плачущих девиц! Тем более, что Лиссу он и правда любил…
— Лисса, перестаньте… ну, прошу вас! – Фрерин осторожно обнял жену за содрогающиеся плечики, сев на деревянный подлокотник кресла. – Это не так, уверяю. Я правда… люблю вас.
О, Отец-Кузнец, почему так тяжело было это сказать?!
— Тогда почему? Почему, вы не говорите со мной?! – сквозь слезы, всхлипывая, проговорила Лисса, но меж тем неосознанно прижавшись к мужчине. – Вы избегаете меня!
— Я… не вас избегал, Лисса, – тихо признался Фрерин. – Я был так зол на брата, и что не смог спасти Фили… простите меня, я не думал обижать вас. Поверьте, во всем мире для меня остались лишь вы.
— Правда? – тихо спросила Лисса, отчаянным усилием пытаясь совладать со слезами. И ей наконец это удалось.
Да что это с ней?! Никогда она не была такой плаксой!
— Клянусь, – искренне признался Фрерин, наклоняясь и целуя заплаканную соленую щечку Лиссы, расцветшую румянцем от слез. – Я не знаю, как жил бы без вас. Мне и жить было бы не зачем.
— Не говорите так, – утирая слезы, попросила Лисса.
— Хорошо, только не плачьте более, – попросил он. – Неужели я столь обидел вас?
И тут, успокоившаяся почти Лисса, вспомнила почему заплакала и стыдливо покраснела. Плачет она! А ведь дитя, дар Семерых! Не плакать надо, а благодарить Богиню-Мать!
— Я… испугалась, – еле слышно созналась девушка. – Что больше вам не мила, а… а я… жду дитя.
В первый миг Фрерин решил, что не расслышал.
— Ждете? – переспросил он. И когда Лисса стыдливо кивнула, смущенно опустив взгляд, наконец осознал сказанное.
— Вы ждете дитя? – неверяще сорвалось с его губ.
Как… как это может…
Ведь он же гном… но затем перед глазами встали, как живые дети белошвейки, и сердце Фрерина чуть не оборвалось. Правда? Он – отец?!
— Я жду наше дитя, сир, – сказала девушка. – И молю Богов, чтобы это был сын. Я хочу, чтобы он был похож на вас.
Фрерину хотелось бы иного. Сын? Дочь? В этот миг ему было все равно.
— Он будет самым красивым ребенком, если унаследует ваши волосы и глаза, – искренне сказал Фрерин. – И если это будет девочка, я буду счастлив.
Лисса просияла от его слов, неосознанно приложив ладонь к своему лону, скрытому платьем. А Фрерин подумал, что девочку Торин точно не заберет от него. Да и он не отдаст.