Зажигалка начала жечь ладонь, и Бэрри убрал палец с кнопки подачи газа. Кэролайн билась в истерике, Бэрри вытолкал ее из сарая и, крепко прижав к себе, твердил:
— Успокойся!.. Ну успокойся же!
Но зубы Кэролайн продолжали выбивать дробь.
«Бедняжка, она в шоке!» — подумал Бэрри.
Он отвел девушку в машину, завел двигатель и включил обогреватель. Затем вытащил из «бардачка» фонарик и вернулся в сарай. Вошел осторожно и осветил фонариком мертвое тело. Приподнять голову невозможно: она приклеилась к полу засохшей в длинных волосах кровью. Бэрри пощупал главную артерию на шее.
Похоже, жива. Неужели нет?
Он вновь дрожащими пальцами нащупал артерию и совершенно отчетливо уловил легкое биение. Вскочил на ноги, схватил спальный мешок и прикрыл девушку. Ее нужно согреть и ни в коем случае нельзя трогать! Господи, благослови ее маленькое сердечко! Только бы она выжила! Боже! Только бы она выжила!
Выбежав из сарая, Бэрри кинулся к машине и помчался к ближайшей телефонной будке.
Спустя пятнадцать минут Мэнди Келли везли в больницу Грэнтли, а Кэролайн и Бэрри смущенно рассказывали пикантную историю их свидания полицейским, которые дали им слово хранить все в тайне.
В кармане дубленки лежал кошелек, а в нем кредитная карточка на имя Мэнди Келли.
Таким образом, не возникло никаких сложностей с идентификацией личности пострадавшей.
Кевин поднялся наверх прилечь. Без него Келли, казалось, немного расслабился и принялся рассказывать Кэйт о своих жене и дочери. Что бы ни случилось с Мэнди, он во всем винил Кевина, но Кэйт все еще надеялась, что Мэнди с минуты на минуту появится. Она не исключала, что Мэнди с Кевином поссорились из-за того, что он опять забрал ее машину. Девушка рассердилась и ушла. Кэйт даже представить себе не могла, каким надо обладать богатством, чтобы подарить дочери ко дню рождения машину за пятьдесят тысяч фунтов. Она вспомнила, с каким трудом наскребла денег на золотые сережки к Рождеству для Лиззи, — и покачала головой. Возвращаясь мыслями к Келли, Кэйт не без удивления подумала, что человек он, безусловно, интересный и язык у него неплохо подвешен. Слушая его, Кэйт все живо себе представляла.
— Как бы то ни было, — рассказывал Келли о первых месяцах своего отцовства, — все заботы о Мэнди легли на меня. — Он улыбнулся и продолжал: — Захотела она как-то есть, плачет, надрывается. А в шестидесятых, помните, были в ходу большие стеклянные бутылки. Ну так вот, беру я такую бутылку, вынимаю из кастрюли с горячей водой, проверяю, не слишком ли горячо, и вдруг бутылка выскальзывает из рук и вдребезги разбивается. Что делать? Другой бутылки нет. Я в панике, и тут замечаю на столе бутылку из-под томатного соуса. Я кладу Мэнди в коляску… В ту пору мы не могли себе позволить купить еще и кроватку, и малышка спала в коляске. Да, кладу Мэнди в коляску, мою как следует бутылку из-под соуса, стерилизую, развожу питание, заливаю в бутылку, надеваю на горлышко соску и кормлю Мэнди. Вот так-то!
Представив себе эту сцену, Кэйт не могла сдержать смех.
— Ну а потом вернулась домой Рене с кучей покупок, поглядела на бутылку с соской на горлышке и обалдела.
Да, Келли — человек надежный, на него вполне можно положиться. Она уже собралась домой, когда он стал уговаривать ее выпить с ним еще по бокалу. «Боится остаться наедине с самим собой в такую минуту», — подумала Кэйт и согласилась, пожалела его. А сейчас была этому рада. Келли оказался приятным собеседником, прекрасным рассказчиком и, несмотря на все плохое, что она знала о нем, вызывал у нее симпатию. И доверие. Почему, она и сама не знала. И это после всех его безобразных выходок, которые она наблюдала сегодня. Но у каждого человека есть свои слабости, своя ахиллесова пята. Была она и у Келли, этого «крутого парня», как его все называли. Мэнди! После разговора с ее отцом Кэйт казалось, что она давно знает эту девушку. Нет, такая не могла уйти из дому, никому не сказавшись. Келли требовал, чтобы дочь сообщала ему о каждом своем шаге. Отцовская строгость была ему свойственна так же, как привычка сквернословить.
— Весьма сожалею, что вел себя неподобающим образом, — очень тихо произнес он, — но я потерял над собой контроль.
Кэйт знала, чего стоило ему это признание.
— Я понимаю вас, мистер Келли.
И, словно сговорившись, оба поглядели на часы на камине: было, около половины первого.
— И где только ее черт носит? Когда заявится, я дам ей такого пинка, что она у меня отлетит на другой конец комнаты. Никогда прежде руки не поднимал на нее, но сегодня, Бог свидетель, я сделаю это.
Кэйт положила ладонь ему на руку.
— Пожалуйста, успокойтесь, битьем не поможешь.
— Согласен, но, может, хоть легче станет.
Зазвонил телефон, и Келли кинулся к аппарату.
— Мэнди?
Кэйт видела, как угасло его лицо и за какую-то долю секунды надежда сменилась страхом. Он протянул ей телефонную трубку.
— Это рас.
— Барроуз слушает.
Краска бросилась Кэйт в лицо. Не спускавший с нее глаз Патрик понял, что с его единственной дочкой случилось несчастье, и так крепко сжал кулаки, что на ладонях выступила кровь от впившихся в них ногтей.
Закончив разговор, Кэйт посмотрела Келли прямо в глаза.
— Мистер Келли, нашли вашу дочь. Похоже, на нее совершено нападение.
На лице Келли отразились смятение и боль.
— Нападение? На мою Мэнди? — переспросил он с какой-то детской наивностью, с отчаянием и недоверием в голосе.
Кэйт кивнула.
— Да, ее отвезли в больницу Грэнтли и сейчас делают операцию. Состояние тяжелое.
Слезы обожгли глаза Патрика, но он не старался их скрыть. Ему казалось, что рухнул весь мир. Судорожно сглотнув, он не проговорил, а едва слышно прокаркал:
— Она умрет, да?!
Не ответив на вопрос, Кэйт тихонько коснулась его руки и сказала:
— По-моему, надо немедленно ехать в больницу. А вы как считаете?
Сидя рядом с Келли в машине, Кэйт убедилась в том, что ей удалось распознать суть Патрика Келли: да, его слабостью, его ахиллесовой пятой была его дочь. Его Мэнди.
И в сравнении с его трагедией ее собственные проблемы казались такими незначительными!
Они ехали в полном молчании.
Шел уже второй час ночи, а Джордж все сидел в гостиной, прислушиваясь к звукам музыки, доносившейся от соседей — через несколько домов от них. Вечеринка там была в полном разгаре. Он отпил из своей чашки и поморщился: какао совершенно остыло.
Илэйн уже давно отправилась спать, с радостью оставив его в гостиной. Она знала, что он все равно не уснет, потому что сильно устал.
Откинувшись в кресле так, что голова лежала на спинке, он перебирал в памяти события этого вечера и улыбался своей обычной печальной улыбкой.
Глупая девчонка! Он здорово ее проучил! Шлюха сопливая! Не будет больше по ночам шляться! И остальные сучки из Грэнтли подумают, прежде чем выйти поздно из дому.
Утром только и будет разговоров что об убийстве. О, он наперед знает, что станут говорить! Илэйн, эта прожорливая бегемотиха, обрушит на него целый каскад городских сплетен. Подумав об этом, Джордж ухмыльнулся. Мэнди…
Она снова предстала перед его мысленным взором такой, какой он оставил ее там, в сарае. Ноги широко раскинуты. Все потайные местечки наружу! Зря только он не надел маску — она видела его лицо.
Интересно, нашли ее? Мэнди… Какое красивое имя!
Картины, которые воображение рисовало Джорджу, казались особенно яркими на фоне звучавшей неподалеку музыки. Хорошо, когда люди веселятся.
«Голубой бархат»! Великолепная мелодия! Он улыбнулся, представив себе, как под ее звуки все эти шлюхи в своих облегающих платьях танцуют с мужчинами, как рвутся из белых шелковых блузок их упругие груди. Все одинаковы! Все до одной!
Хорошо, что скоро Рождество! Ему необходим отдых. Столько было волнений за последние несколько месяцев!
Уже у самой больницы Кэйт по просьбе Келли рассказала все, что ей сообщили по телефону: у Мэнди тяжелые травмы черепа и ее оперируют. В детали она вдаваться не стала, не было времени.