Что женоненавистник — Кэйт сразу поняла. Достаточно было взглянуть на его жертвы. Жестокость — как самоцель, не вызванная необходимостью. Преступник явно был болен.
Сейчас главное — найти общее в почерке этих двух преступлений. Кэйт наморщила лоб. Может, он сталкивался с этими женщинами по службе? Нет, одна из них работала в баре, другая — в салоне красоты. Ничего общего!
Показания свидетелей не дали никакой ниточки, за которую можно было бы ухватиться. Преступник тоже не оставил ни единого следа. Кто он? Чем занимается? Действовал он в перчатках. На теле Джералдин О’Лири обрывки шерстяных ниток. Но такие нитки шли на производство сотен тысяч всевозможных джемперов, курток и прочих изделий.
Голова у Кэйт была как в тисках, веки отяжелели, и она потерла глаза, словно надеясь увидеть то главное, чего не заметили криминалисты и она сама в первую очередь.
Наконец она встала и пошла в комнату для допросов. На стене рядом с фотографиями Джералдин О’Лири появились две новые — Мэнди. На одной девушка улыбалась. Ее маленькое, сердцевидное личико обрамляли длинные светлые волосы. Другой снимок запечатлел ее на больничной койке — роскошные волосы сбриты, на черепе зияют раны, глаза заплыли, нос сломан. В общем, узнать ее совершенно невозможно. В комнате находился штаб расследования, было шумно от множества голосов и стука пишущих машинок. Аманда Докинс только что ввела в компьютер необходимые данные, и он выдавал фамилии и адреса жителей Грэнтли и близлежащих окрестностей — владельцев автомашины-фургона темно-зеленого или темно-синего цвета.
Но не это вызвало у Кэйт головную боль. Не стук машинок, не гул голосов, не волны сигаретного дыма. Само дело, которое, казалось, зашло в тупик.
Прихватив с собой папку со стола Аманды, Кэйт, вышла из комнаты.
Патрик Келли взял сигарету «Данхилл» и, прикурив от своей золотой зажигалки, с шумом выпустил дым из ноздрей. К тому времени, как он вышел из ванной и переоделся, в доме появились шестеро парней. Все они сидели в гостиной и, беспокойно ерзая, ожидали его распоряжений.
Келли задержал взгляд на зажигалке. Ее подарила Мэнди, когда ему исполнилось сорок два. Стоило Патрику вспомнить о Мэнди, как страх захлестывал душу. Если она умрет… О Господь всемогущий! Вся его жизнь в этой девочке. Если она умрет, у него никого не останется в целом мире.
Впервые на задний план отошла жажда денег. Он с радостью отдал бы все, только бы вернуть дочь живой и здоровой, такой, какой видел ее в последний раз. Она счастливо улыбалась и так и светилась задором и молодостью…
Из раздумья его вывело осторожное покашливание. Келли оторвал глаза от зажигалки и обвел взглядом собравшихся.
— Думаю, вам известно, что произошло?
Парни попытались выразить соболезнование своему хозяину, но Келли поднял руку.
— Злейшему врагу не пожелаю того, что случилось с моей дочерью. — Он умолк, собираясь с силами. — И хочу, чтобы ублюдка поймали. Немедленно. Старший констебль — мой преданный друг. Он предоставит всю необходимую информацию. Мы говорили сегодня по телефону. Легавым я не очень-то верю. Знаю, как они ловят преступников. Ни хрена не умеют. Взять хоть меня. Так и прокантовался всю жизнь. А ведь не поймали? А? Бросьте все и ищите ублюдка! Пусть сдохнет!
Чуть позже мне доставят несколько папок с именами подонков Юго-Восточной Англии. Пусть каждый из вас, — Келли жестом обвел всех сидевших в гостиной, — организует свою команду. Сколько бы это ни стоило — мне плевать! Берите кого хотите, лишь бы люди были надежные. Достаньте мне всех этих извращенцев хоть из-под земли.
Келли снова обвел взглядом своих подручных.
— Расследование ведет одна бабенка — детектив-инспектор Барроуз, кстати сказать, славная женщина. Ей не мешайте! Понятно? А с мужчинами можете обойтись как заблагорассудится! Допросите всех извращенцев по очереди, выпытайте все до мельчайших подробностей. За вознаграждением дело не станет: двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов тому, кто поймает это дерьмо. Налогом сумма не облагается. Ну как, вопросы есть?
Все шестеро молча уставились на Келли, печалясь за убитого горем хозяина и в то же время радуясь возможности хорошо заработать.
— Ладно, парни. Как только найдете кого-нибудь, сообщите, я с ним сам разберусь. Ну а теперь давайте сдвинем бокалы и выпьем!
Келли направился к бару, и в этот момент воображение нарисовало ему Кэйт Барроуз. Боевая, даже его не боится, говорит что думает. Его губы тронула улыбка. Парни ей не станут мешать. Не исключено, что она отыщет ублюдка раньше. Что ни говори, эта Кэйт — лакомый кусочек. Несмотря на свое горе, он успел это заметить. Он не станет мешать Кэйт Барроуз. Ни за что не станет. Он надеется на скорую встречу с ней. Ведь в самые страшные часы его жизни она была рядом. Уже за одно это он в долгу перед ней.
Только бы ему забрать из больницы Мэнди, и тогда он непременно повидается с Кэйт и поблагодарит ее.
Он боялся себе признаться, что Мэнди может не вернуться домой. Зачем искушать судьбу?
Дэн сидел вместе с тещей на кухне и мысленно улыбался. Несмотря на антипатию к нему Эвелин, он не мог не испытывать к ней уважение. Как тепло и уютно на кухне! В который раз Дэн пожалел, что бросил Кэйт. Дурак он, настоящий дурак. Иногда его мучила совесть — ведь он оставил ее с грудным младенцем на руках. Он нравился женщинам и менял их словно перчатки, обеспечивая себе таким образом крышу над головой и вполне приличное существование. Впрочем, такая жизнь ему порядком надоела. В свои сорок шесть он захотел какой-то Стабильности. Да и Антея, надо сказать, обошлась с ним хуже некуда. Когда он уезжал, напомнила ему о его возрасте, Вот сука! Ведь самой за полсотни перевалило, хотя она и скрывает это. И все же ее слова ранили Дэна. В довершение ко всему она отказалась отпраздновать с ним Рождество на Канарских островах, о чем они еще раньше договорились, и пришлось ему воспользоваться милостью Кэйт. Старой доброй Кэйт. Ради дочери она готова на все, даже его терпеть в доме. Но куда ему деваться после праздников? В таком положении Дэн оказался впервые.
Эвелин вытащила из духовки индейку, перевернула. Какой аромат! Ему вдруг стало ясно: он должен сделать все, чтобы остаться в этом доме. Другого выхода нет! Каким угодно путем надо завоевать расположение Кэйт. Все эти годы она хотела его. В свои редкие приезды он это замечал по тоске в ее глазах. Однажды ему даже удалось залезть к ней в постель, а потом он снова надолго исчез. Но сейчас этот номер вряд ли пройдет. Кэйт уже не та. Она больше не питает к нему слабости, в чем однажды призналась, сказав, что он — ее ахиллесова пята. Что же! Он с удовольствием поохотится за дичью и снова приручит Кэйт. По крайней мере, не теряет надежды на это.
За эти годы Кэйт сильно переменилась. Она неплохо устроила свою жизнь, сделала карьеру в полиции и не бросится к нему в объятия — те времена миновали. Но ради Лиззи, возможно, и согласится его терпеть. На этом он и сыграет!
Из-под полуопущенных век он взглянул на Эвелин: надо и ее как-то задобрить.
Теща поставила на плиту чайник, намереваясь выпить очередную чашечку кофе.
— Что-то ты притих, Дэн.
— Задумался, Эв, вот и все.
— Да? Смотри, сынок, не переутомись!
Он усмехнулся.
— Признаться, я думал о Лиззи.
Эвелин встрепенулась: внучка занимала в ее жизни главное место.
— И что же ты надумал?
Сработало, мелькнула мысль, и Дэн скрестил пальцы, чтобы не сглазить.
— Меня мучает мысль, что дочка росла без меня.
Эвелин фыркнула:
— Сам виноват, разве нет? Нечего было шляться по всему свету. Ты просто дурак. Моя Кэйт так страдала, когда ты бросил ее! Я видела это собственными глазами. А ведь она хорошая жена и прекрасная мать.
Эвелин сняла с крючков на стене две кофейные чашки, со стуком поставила на стол.
— Кэйт билась изо всех сил, чтобы дать дочери приличное образование. А ты ни разу не прислал и нескольких фунтов!