Если память мне не изменяла, за несколько лет до этого мистер Черчилль проголосовал за проект закона о предоставлении женщинам избирательного права. Эта тема была мне очень близка. Когда я училась в Беркхамстедской школе для девочек[4], Беатрис Харрис, наша директриса, привила мне вкус к идее женской независимости. Ее рассказы о суфражизме[5] пали на благодатную почву: я выросла с матерью, которая декларировала свою приверженность идеям нонконформизма, но на деле в жизни полагалась на статус аристократки и связи в высшем обществе, мне же хотелось иметь цель в жизни и, по возможности, быть независимой. И вот сейчас передо мной сидел один из немногих политиков, открыто поддержавших первые попытки дать женщинам право голоса. Я занервничала, но при этом ощутила воодушевление.
Прочие гости за столом окончательно умолкли, но мой сосед, кажется, не заметил этого; шумно прочистив горло, он продолжил:
– Надеюсь, имя Уинстона Черчилля вас не отпугнуло. В последнее время я стал изгоем во многих домах.
Я почувствовала, как жаркая кровь прихлынула к моим обычно бледным щекам. Причиной тому были не его слова, а то, что, не узнав его, я могла, сама того не желая, попасть в неловкое положение. «Не сказала ли я чего-то неуместного?» – я лихорадочно прокручивала в голове нашу беседу. Кажется, нет. Конечно, если бы на моем месте была Китти, она вела бы беседу с апломбом и юмором, не нервничая и не делая неловких пауз…
Наконец, я решилась ответить.
– О нет, сэр, вовсе нет. Я нахожу, что ваши взгляды вполне соответствуют моим собственным, и рада познакомиться с вами.
– Однако, кажется, не настолько рады, чтобы назвать свое имя.
Я покраснела еще сильнее.
– Я мисс Клементина Хозьер.
– Очень приятно, мисс Хозьер.
Воспоминание вызывает у меня улыбку. Не успеваю я ответить Нелли, как в комнату врывается ее брат-близнец Билл, мой младший брат, офицер флота Ее Величества, но все еще нескладный, как школьник. Брат увлеченно грызет огромное яблоко, которое тут же летит на пол, когда он видит меня.
– Какого черта ты здесь делаешь? Надеюсь, это не потому, что ты решила снова увильнуть от своих обязательств?
Вскочив на ноги, бью его по руке за напоминание о двух моих отвергнутых женихах, Сиднее Корнуоллисе Пиле[6], внуке бывшего премьер-министра, сэра Роберта Пиля, и Лайонеле Эрле[7]. Оба были титулованными особами и занимали высокое положение в обществе, оба могли бы обеспечить меня, с обоими меня ждала жизнь в строгих рамках приличий без малейшего намека на смысл и цель. Хотя беспорядочная жизнь, какую ведет моя мать, не привлекала меня, я поняла, что не могу связать свою судьбу ни с одним из этих превосходных джентльменов: замужество обеспечило бы мне положение, я же хотела, чтобы в моей жизни был смысл и, осмелюсь сказать, чувства, несмотря на то, что благополучие, которое обещал брак с любым из них, было весьма заманчивым.
Нелли, Билл и я начинаем хохотать; меня охватывает чувство невероятной легкости. Тяжесть одиночества, которую я испытывала в долгие часы перед рассветом, исчезает. В присутствии сестры и брата путь к алтарю и дальше, в новую жизнь, уже не кажется таким непосильным. Пока в комнате не появляется мать.
Впервые на моей памяти мать не находит слов. Ни неодобрительных рассуждений на ее любимые темы, ни требования публичных извинений за проявление неуважения, ни замечаний по поводу буржуазных знакомств, поизносившихся шепотом, но так, чтобы слышали все. Самое невероятное заключается в том, что прямолинейную леди Бланш Хозьер заставила умолкнуть я, наименее любимая из ее детей, та, которой столь часто пренебрегали.
Нелли, в отличие от меня, любимая дочь, мгновенно встает на мою защиту:
– Клемми только ненадолго зашла к нам на чай, мама.
Мать выпрямляется в полный рост и, наконец, обретает дар речи.
– Зашла? На рассвете? В день своей свадьбы? – визгливо, с насмешкой вопрошает она.
Все молчат. Эти вопросы не требуют ответа.
Растрепанные белокурые пряди обрамляют лицо матери, сохранившее следы красоты. Она обводит взглядом всех нас по очереди и облекает свое осуждение в новый риторический вопрос:
– Может ли хоть один из вас представить себе нечто более неподобающее?
Мне с трудом удается сдержать смех. Моя богемная мать, никогда не следовавшая правилам общества, церкви или семьи, рассуждает о неподобающем поведении своих детей. Она, чье поведение давно противоречит всем традициям супружества и воспитания детей, с ее множеством одновременных внебрачных связей и долгими отлучками. И мы, цепляющиеся за условности как за спасательный круг в бурном море, созданном нашей матерью.
5
Суфражистки (от фр.
6
Сэр Сидни Корнуоллис Пил, 1-й баронет (1870–1938), офицер британской армии, адвокат и финансист, кавалер орденов «За выдающиеся заслуги» и Бани.
7
Сэр Лайонел Эрл (1866–1948), британский чиновник, дипломат, кавалер Королевского Викторианского ордена, ордена Бани, ордена Св. Михаила и Георгия.