– Позвольте, позвольте, – говорил Эват, – значит, это вы выиграли на Гаррикане последние скачки в Аскоте?
– Совершенно верно, месье, я и никто другой, – отвечал жокей слегка воинственным тоном.
– И вы также утверждаете, что на жеребце Ротшильдов, Сириусе, тоже были вы?
– Так оно и было, месье, клянусь честью! – сухо ответил Саппер. – Сириус – великолепный жеребец, месье!
– И дважды выигрывали Большой приз национального первенства?
– Дважды, месье, – сказал Саппер. – Дважды, два года подряд, это истинная правда, месье.
Трое мужчин смерили друг друга ледяным взглядом, слегка покачиваясь на ногах.
– Итак, месье, я могу вам сказать, что вы пришли сюда в костюме Саппера О’Мейли, знаменитого коротышки-жокея, который свернул себе шею двенадцать лет назад в Париже в скачках на Большой приз Булонского леса.
– Именно так, у вас превосходная память, месье.
– Славный жокей этот Саппер, – заметил Эват.
– Полностью разделяю ваше мнение на этот счет, месье, – сказал Саппер.
– Жаль, что он свернул себе шею, – сказал Эват.
– Жаль, очень жаль, месье, в самом деле, – сказал Саппер.
– Хотел бы я знать, что с ним стало потом?
– Всякое было, месье, всякое было.
– Он был лучше всех, – сказал Эват.
– Да, он был единственный и неповторимый в своем роде, месье, – сказал Саппер.
– Ну, тогда выпьем за его бедную маленькую душу, месье, – предложил Эват.
– Конечно, месье, выпьем, – сказал Саппер.
Именно в этот момент вмешался Арман – он почувствовал, что игра становится опасной. Он увлек Саппера к буфету, где они встретили Громова, который с перепугу чашку за чашкой глотал бульон, пытаясь приободриться.
– Я не могу так больше, – сказал он жалостливым тоном. – Я испытываю просто колоссальный страх, нечто изумительное, граничащее с подлинным величием… Прямые действия внушают мне ужас. Я всегда отдавал лучшую часть самого себя пению: оно шло из глубины сердца и души и прославляло праведные дела, но когда надо самому сунуть руку в костер… Я раскисаю, теряюсь, становлюсь сам не свой. Мое настоящее дело – это пение, это крик, а не пистолет… Уведите меня отсюда. Во мне еще есть прекрасные песни, мой голос еще способен бросать массы на штурм… Но это возможно, только если я останусь в живых. Я утверждаю, что хорошая поэма, глубоко запавшая в душу песнь могут принести нашему делу больше пользы, чем мое присутствие здесь. Я в таком состоянии, что, кажется, сейчас умру…
– Мне тоже так кажется, – сказал Арман, смерив его холодным взглядом.
Чашка с бульоном начала дрожать в пухлой ручке Громова, а его глаза увлажнились, стали как бы масляными.
– Так, пора, – сказал Арман. – Начинаем с четвертого этажа и продолжаем, спускаясь вниз.
Он повернулся к Анетте:
– Следи за оркестром. Пусть не замолкает ни на мгновенье… Минут через сорок встретимся в павильоне.
– Постарайтесь только никого не убивать, друзья мои, – сказала Леди Л. – После этого всегда остаются пятна.
Она провожала всех троих взглядом до тех пор, пока они, смешавшись с маскарадной толпой, не затерялись в глубине Истории среди ее Карлов Великих, Брутов, Чингисханов и Ричардов Львиное Сердце. Леди Л. остановилась на мгновение перед портретом герцогини Альбы, взглянула на нее снизу вверх и спросила себя, что бы та сделала на ее месте. Но божественная герцогиня жила в другую эпоху, и ее желания, ее прихоти, ее капризы имели силу закона. Поистине, в современном мире нет места для любви. Она вздохнула, сделала едва заметный знак рукой портрету и присоединилась к гостям. Пока она переходила от одной группки к другой, по пятам за ней следовал то какой-нибудь толстяк Скарамуш, то Яго, рассуждающий о бирже, то Робин Гуды, охотно забывавшие в ее обществе о своей тучности и государственных секретах. Все были очень веселы. Ее подошел поздравить муж, как обычно, довольный всем, и в особенности самим собой.
– Ей-богу, Диана, блестящий вечер, если хотите знать мое мнение, один из лучших, они все в этом единодушны. Ваша идея оказалась великолепной. Кстати, Смити не подтвердил, что пост посла во Франции по-прежнему является предметом обсуждения. Он сказал, что вы будете восхитительной супругой посла. И вы знаете эту страну. Он обещал замолвить за меня словечко перед Королевой, но Ее Величество как будто бы не намерена учреждать этот пост немедленно.