– И в каком же это направлении? – спросил Таунсенд.
– Видите ли, мы считаем, что убийца наметил себе в качестве жертвы определенного человека, которого он и убил в книжном магазине.
– А почему вы думаете, что этим человеком не могла быть Клер?
– Мы не исключаем того, что этим человеком могла быть Клер, мистер Таунсенд.
– Тогда почему же это убийство не может быть связано с Бертом?
– Но тогда встает вопрос, а почему бы убийце не попытаться убить самого Берта? Зачем ему убивать для этого Клер?
– Откуда я знаю – почему. Да и каким психом нужно быть, чтобы решиться убить четырех человек? – озадаченно проговорил Таунсенд. – Какая тут может быть логика? И вообще – причем тут логика? Вы ведь только что сказали, что ему нужно было убить только одного человека, но, Господи, он-то ведь убил там четверых!
Мейер только покорно вздохнул.
– Мистер Таунсенд, мы вовсе не исключаем такой возможности, что кто-то, затаив злобу на Берта Клинга, мог в отместку ему убить вашу дочь. Такое уже встречалось в полицейской практике, мы этого не отрицаем, и, конечно же, мы разрабатываем и эту версию. Я только пытаюсь разъяснить вам, что этот вариант рассматривается нами как наименее вероятный. Вот пока и все. Но мы, естественно, будем продолжать расследование и в этом направлении, пока не исчерпаем всех возможностей.
– Мне очень хотелось бы думать, что Берт не имеет никакого отношения к этому, – сказал мистер Таунсенд.
– Уверяю вас, что у вас есть все основания именно так и думать, – сказал Карелла.
– Я был бы очень рад.
– Однако факт остается фактом, – прервал его наконец Мейер, – Клер оказалась в числе убитых. Учитывая это обстоятельство...
– Вы и пытаетесь выяснить, не была ли именно она тем человеком, за которым охотился убийца?
– Совершенно верно, сэр. Именно это нам и хотелось бы выяснить.
– Но я-то чем могу здесь помочь?
– Видите ли, мистер Таунсенд, – сказал Карелла, – мы тут подумали, что, может быть, что-нибудь тревожило Клер в последнее время. Или, например...
– Да вроде бы ничего ее особо не тревожило.
– А не получала ли она каких-нибудь писем с угрозами? Или, может, ей угрожали по телефону? Вам об этом что-нибудь известно?
– Я работаю по ночам, – сказал Таунсенд. – И я обычно сплю днем, когда Клер бывает в колледже или на практике. Как правило, мы обедаем вместе, но я что-то не могу припомнить, чтобы она говорила о каких-то письмах или звонках с угрозами. Нет, ничего такого она не говорила. – Незаметно для себя он начал говорить о дочери в настоящем времени, как бы упуская из виду тот факт, что ее уже нет в живых.
– А в чем заключалась ее практика? – спросил Карелла.
– Практику она проходила в больнице “Буэнависта”, – ответил Таунсенд.
– И что же у нее там за работа?
– Ну, она готовится стать социологом, как вам уже, наверное, известно.
– Да, а точнее...
– Она там... ну, вы наверно и сами знаете, чем занимаются социологи в больницах, правда?
– Мы представляем себе это довольно смутно, мистер Таунсенд.
– Ну, понимаете, Клер работает там... – он остановился на полуфразе, только сейчас сообразив, что продолжает говорить о дочери и о ее работе в настоящем времени. Он уставился на детективов, пораженный собственным открытием. Тяжело вздохнув, он продолжил. – Клер работала там... – он снова сделал паузу, словно пытался закрепить в памяти происшедшее. – Клер работала там с пациентами, лежащими в стационаре. Понимаете, врачи там снабжают их лекарствами, назначают всякие процедуры, но зачастую оказывается, что для выздоровления одних лекарств мало. И вот тут-то подключалась Клер. Работу свою она рассматривала как оказание помощи пациентам в том смысле, что старалась пробудить в них волю к жизни, волю к выздоровлению, волю к тому, чтобы вновь стать здоровыми и нормальными людьми.
– Понятно, – сказал Карелла. После некоторой паузы он спросил. – А не рассказывала она вам что-нибудь примечательное о ком-нибудь из пациентов – из тех, с кем ей приходилось работать?
– Да, она обычно рассказывала о многих.
– В каком смысле, мистер Таунсенд?
– Ну, понимаете, она принимала участие буквально в каждом пациенте, с которым она сталкивалась на работе. Собственно говоря, работа ее как раз и заключалась именно в таком личном участии, и ей приходилось искать подход буквально к каждому из них.
– А возвратившись домой с работы, она рассказывала вам обо всех этих людях, правда?
– Вот именно. Она частенько рассказывала мне о них... а еще она рассказывала о разных забавных случаях на работе. В общем, вы и сами понимаете, как это бывает.
– Но случалось, наверное, и так, что там происходили и не очень-то забавные истории, правда, мистер Таунсенд?
– О, естественно, забот у нее хватало. Она взвалила там на себя столько обязанностей и, конечно же, ей иногда приходилось нелегко. А, иногда, просто не хватало терпения.
– А она упоминала о каких-нибудь особых неприятностях?
– О неприятностях?
– Ну, о каких-нибудь столкновениях с пациентами или с членами их семей. О ссорах с персоналом больницы.
– Нет, ничего такого, что могло бы показаться серьезным.
– А не серьезных случаев не было? Хоть какая-то незначительная ссора, может, поругалась, повздорила с кем-нибудь. Ничего такого не приходит вам на память?
– Увы! Вынужден и тут вас разочаровать. Клер вообще прекрасно ладила с людьми. Понимаете ли, я полагаю, что именно поэтому она и считалась хорошим социологом. Да, она умела ладить с людьми. Понимаете, она в каждом видела человека, личность... А это – редкий талант, мистер Карелла.
– Да, это верно, – с готовностью согласился Карелла. – Мистер Таунсенд, вы очень помогли нам. Огромное вам спасибо за все.
– А можно... А можно будет мне сказать Берту? – спросил Таунсенд.
– Простите, не понял.
– Рассказать Берту, что вы у меня были. Он же наверняка будет сегодня в морге.
– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил Мейер, когда они спускались по лестнице.
– Я думаю, что нам следует непременно заглянуть в больницу, – отозвался Карелла. – Который час?
– Половина одиннадцатого.
– Какие у тебя планы?
– Сара просила, чтобы я обязательно вернулся домой к ленчу, – сказал Мейер, пожимая плечами.
– Тогда мы прямо сейчас поедем в больницу. Возможно, там обнаружится что-нибудь, чем мы сможем заняться завтра.
– Не люблю больниц, – сказал Мейер. – В больнице тяжело умирала моя мать.
– Если ты предпочитаешь, чтобы я поехал туда один...
– Да нет, что ты! Съездим вместе. Просто я говорю, что с тех пор терпеть не могу больниц.
Они спустились к стоявшей внизу служебной машине. Карелла сел за руль и включил скорость. Автомобиль двинулся вперед, вливаясь в поток машин.
– Давай-ка быстренько подобьем бабки и прикинем, что мы имеем, – сказал он.
– Давай.
– Чем заняты по этому делу ребята из сегодняшней смены?
– Ди-Мэо проверяет материалы, связанные с ограблением книжного магазина в пятьдесят четвертом году. Согласно имеющимся у нас документам, грабителя выпустили из тюрьмы Кастельвью в пятьдесят шестом, после чего он уехал на родину в Денвер. Так вот, необходимо убедиться, не вернулся ли он случайно сюда. Ди-Мэо, наверное, сейчас проверяет кое-кого из его старых дружков, чтобы заодно выяснить, что те делали в интересующее нас время в пятницу.
– А что еще?
– Он же просматривает все аресты, которые были сделаны при участии Берта, все случаи и задержания, чтобы выявить среди задержанных тех, кто мог сделать что-нибудь подобное. Работы у него хватает, Стив.
– Хорошо. А чем заняты Уиллис с Брауном?
– Уиллис пытается разыскать семью, родственников или знакомых четвертого покойника. Черт возьми, как же его звали?
– Ла-Скала.
– Правильно, – обрадовался Мейер. – Энтони Ла-Скала.