– Берт, – сказал он. – Ну как ты?
– Нормально, – ответил Клинг.
– Я не разбудил тебя?
– Нет, – сказал Клинг, – я еще не ложился.
– А чем ты там занят, дорогой?
– Сижу и смотрю. Смотрю на улицу.
Они поговорили еще какое-то время, а потом Карелла попрощался и повесил трубку. Он не мог заснуть до четырех утра, а когда заснул, то и во сне ему не давала покоя одинокая фигура Клинга, стоявшего у Окна и смотревшего на пустынную улицу. В восемь часов он проснулся, оделся, сел в машину и поехал в участок.
Мейера он застал уже на месте.
– Знаешь, мне надо тут кое о чем поговорить с тобой, Стив, – сказал Мейер.
– Давай выкладывай.
– Ты веришь в то, что этот тип просто ненормальный?
– Нет, – тут же отозвался Карелла.
– Я тоже не верю этому. Я всю ночь не спал, проворачивая и так и эдак то, что произошло в этом книжном магазине. Я так и не заснул ни на минуту.
– Я тоже спал очень плохо, – сказал Карелла.
– Я вот прикидываю, если мы имеем дело с каким-то сумасшедшим, то он наверняка повторит то же самое и сразу же. Он точно так же зайдет в какой-нибудь супермаркет или еще куда-нибудь и снова застрелит там первых попавшихся четырех, а то и полдюжины человек, правильно?
– Да, верно, – согласился с ним Карелла.
– Но это только в том случае, если мы действительно имеем дело с помешанным. Казалось бы, все здесь указывает на то, что этот человек сумасшедший. Ну представь себе, он входит в магазин и ни с того, ни с сего открывает там пальбу. Сумасшедший, так ведь? – Мейер покачал головой. – Но я в это не верю.
– А почему?
– Инстинкт. Интуиция. Сам не могу толком объяснить. Но я просто уверен, что этот тип совсем не сумасшедший. Я считаю, что он хотел убить определенного человека в этом магазине. Думаю, что убийца точно знал, что его жертва будет именно в этом магазине и именно в это время. И тогда он вошел туда и открыл огонь, и плевать ему было, кого он там еще застрелит, главное было убить человека, которого он наметил. Вот так я представляю себе то, что там произошло.
– Я тоже примерно так думаю, – сказал Карелла.
– Вот и хорошо. А теперь предположим, что он убил того, на кого охотился, тогда, как мне думается, нам следует...
– А если нет, тогда что, Мейер?
– Что – нет?
– Ну, если он не попал в того, кто ему был нужен.
– Этот вариант я тоже продумывал, Стив, но я исключил его. Мне это пришло в голову где-то посреди ночи. Господи, подумал я, а что если он охотился за тем, кто остался жив? Тогда нам нужно было сразу же поставить охрану ко всем, кто был в лавке. Но подумав, я все-таки исключил этот вариант.
– Честно говоря, я тоже, – сказал Карелла.
– А как ты пришел к этому выводу?
– Я рассуждал так, – сказал Карелла, – помещение магазина можно разделить на три части: это два прохода между полками и высокая стойка, за которой сидел Феннерман. Если бы убийце нужен был сам Феннерман, он сразу бы и пристрелил его за стойкой. Если же ему нужен был тот, кто находился в дальнем проходе, где были трое уцелевших покупателей, то он стал бы стрелять в ту сторону. Но как мы знаем, он вошел в лавку и тотчас начал стрелять в направлении ближайшего к нему прохода, а во втором проходе не пострадал никто. Отсюда можно сделать вывод, что его жертва мертва. А, значит, Мейер, он своего добился.
– Но тут нужно учесть еще кое-что, Стив, – сказал Мейер.
– Что именно?
– Мы ведь пока не знаем, за кем он охотился, поэтому нам придется задавать самые различные вопросы близким погибших. Но, Стив, нужно помнить о...
– Да, я это знаю.
– Что?
– Среди убитых была Клер Таунсенд.
Мейер кивнул.
– Это означает, – сказал он, – что именно Клер могла быть тем человеком, за которым он охотился.
Человека в костюме из индийской ткани звали Гербертом Лэндом.
Он преподавал философию в университете, расположенном на самой окраине полицейского участка. Он частенько заглядывал в магазин “Книгочей”, поскольку это было совсем рядом с университетом и там можно было отыскать подержанные издания Платона или Декарта по вполне доступным ценам. Лэнд стоял первым от входа, когда убийца ворвался в магазин и открыл огонь. Он был убит наповал.
“Герберт Лэнд... умер на месте происшествия”.
Лэнд проживал в дешевой новостройке в довольно близком пригороде под названием Сэндс-спит. Он жил здесь вместе с женой и двумя детьми. Старшему исполнилось шесть лет, младшему – три года. Вдова Герберта Лэнда, которую звали Вероникой, оказалась женщиной двадцати восьми лет. Мейер и Карелла с первого же взгляда поняли, что она ждет третьего ребенка. Она показалась им женщиной довольно заурядной внешности. Синеглазая шатенка, среднего роста, она стояла в дверях дешевой квартиры со спокойным достоинством, которое мало вязалось с залитым слезами лицом и покрасневшими от бессонной ночи глазами. Она довольно спокойным тоном спросила у них, кто они такие, потом попросила предъявить документы, стоя при этом в классической позе беременной женщины, выставив вперед огромный живот и придерживаясь руками за поясницу. Голова ее при этом была гордо запрокинута назад. Внимательно изучив их удостоверения и служебные жетоны, она коротко кивнула и пригласила их войти.
В квартире царила неожиданная тишина. Вероника Лэнд объяснила это тем, что ее мать забрала детей на несколько дней к себе. Дети пока еще не знают о том, что отец убит. Ей, естественно, придется сказать им об этом, но для этого их нужно как-то подготовить к столь ужасному известию, а пока что она и сама никак не может примириться с этим фактом. Все это она говорила тихим и вроде даже спокойным голосом, но глаза ее все время были полны слез, готовых вот-вот прорваться наружу, и детективы старались разговаривать с ней как можно осторожней и деликатней, лишь бы не допустить этого. Она с трудом опустилась на жесткий стул, придерживая рукой свой огромный, как гигантская грелка, живот. При разговоре она не спускала глаз со своих собеседников. У Кареллы создалось впечатление, что она внимательно вслушивается в каждое слово еще и потому, что разговор этот помогает ей удержаться от рыданий.
– Сколько лет было вашему мужу, миссис Лэнд? – спросил Мейер.
– Тридцать один год.
– Он преподавал в университете, правильно?
– Да, он преподавал там. Он был младшим преподавателем.
– И каждый день он приезжал сюда, в Сэндс-спит?
– Да.
– В котором часу он обычно выезжал из дому, миссис Лэнд?
– Он шел на поезд к восьми семнадцати.
– А машина у вас есть, миссис Лэнд?
– Есть.
– Но муж ваш предпочитал ездить в университет на поезде?
– Да. У нас ведь всего одна машина, а я... ну, вы сами видите, что я жду ребенка. И поэтому Герби... Герби считал, что машина мне нужнее. Ну, понимаете... в случае...
– А когда вы ждете рождения ребенка, миссис Лэнд? – спросил Карелла.
– Он должен родиться в этом месяце, – ответила она. – Точно трудно сказать, но предполагают, что где-то в этом месяце.
Карелла понимающе кивнул, и в доме снова воцарилась тишина.
Мейер смущенно кашлянул.
– А не можете ли вы сказать, миссис Лэнд, в котором часу этот поезд, что отходит отсюда в восемь семнадцать, прибывает в город?
– Я думаю, что часам к девяти. Первый из семинаров, которые он там вел, начинался в половине десятого, так что он должен был успеть добраться от вокзала в центр. Да, поезд приходит примерно в девять часов.
– Он преподавал философию?
– Да, он работал на кафедре философии. Но практически он вел семинары и по философии, и по логике, и по этике, и по эстетике.
– Понятно. Миссис Лэнд, скажите, а не проявлял ваш муж... какого-либо беспокойства в последнее время. Не упоминал ли он в разговорах с вами о чем-нибудь таком, что могло бы...