Однако в объявлениях, которые публиковала “Нью-Йорк тайме”, она такой работы не находила и уж определенно не находила старичков, нуждавшихся в интеллигентной компаньонке. Вот, правда, в “Геральд стейтсмен” еще один магазин модных товаров из Йонкерса сообщал, что ему требуется на временную работу продавщица, умеющая заворачивать рождественские подарки. Но пока она добиралась туда на автобусе, ей стало казаться, что уж лучше в шлюхи пойти. Дети ее получили от отца приглашение покататься на лыжах в Аспене, а потом провести две недели в занесенной снегами хижине, стоявшей в глуши штата Айдахо, в национальном парке Биттеррут.
Нужный запас снотворного уже скопился. Чистя зубы, она видела опрятные столбики таблеток, ожидавших употребления в аптечном шкафчике ее тесной ванной комнаты. Но каждая написанная ею предсмертная записка, даже при том, что она не просила в них кормить ее кошку, оказывалась такой банальной и сентиментальной. Если этим ее словам суждено стать последними, так пусть они хотя бы будут не столь прозаичными. Пусть даже и бесцензурными. Не платите проклятому богом мальчишке-газетчику, дважды не доставившему мне ничего на прошлой неделе, ни цента сверх одиннадцати долларов, которые я ему задолжала. Как и сукину сыну водопроводчику, который требует за прочистку унитаза сорок долларов и вообще считает себя ниспосланным женщинам божьим даром. А затем поцелуйте меня в жопу и прощайте, никудышные, жалкие кучки говна.
Если бы ей удалось продержаться хотя бы до февраля и сходить на выставку Пауля Клее. Вот до этого бы дожить, да и ладно. К тому же был бы и повод пригласить печального мужчину пойти вместе с ней на вернисаж. Однако в последние дни она так легко и часто пускала слезу, что проделала это и прямо перед милой, дружелюбной женщиной, принимавшей членские взносы в Музее современного искусства. И та любезно проводила ее в женскую уборную и принесла ей туда чашку кофе.
Все, что ей теперь требовалось, это хороший снегопад, который навалил бы на нее и ее одиночество здоровенный сугроб. Тогда можно было бы позвонить юному садовнику, чтобы тот приехал и откопал ее. О господи, выпить бы сейчас пива в “Городской таверне” — это было бы не так уж и плохо. Даже порадовать Клиффорда с его малышом, если, конечно, он наберется храбрости, чтобы еще разок побегать под пулями, даже это внесло бы в ее жизнь приятное разнообразие. И ей действительно не помешал бы перепих, за деньги или задаром. А то ползаешь тут и ползаешь со шваброй и пылесосом или стоишь на коленях, отшкрябывая жуткий, коричневый с оранжевым, пол кухни. Задать бы напоследок жару, пока все ее гормоны не погрузились в спячку.
Письма, которые она получала, становились что ни день все более угнетающими. Среди брошюрок, рекламных проспектов и счетов затесался ежегодник выпускниц Брин-Мора. Рождения, смерти, браки. Оплатить бы месячные счета за телефон, электричество и жилье — и все, можно заканчивать. И ведь расходы эти — ничтожно малые по сравнению с тем, что она тратила на Виннапупу-роуд, когда еще там чахла. Ползать на животе перед Стивом, выпрашивая деньги, она не станет ни за что. К тому же, если верить недавно прочитанному ею в колонке светской хроники, новое шоу Стива из разряда “смейся-с-нами” с треском провалилось, а вертихвостка, с которой он успел обручиться, смылась в Ниццу на чьем-то личном самолете.
Счета приобретали вид все более угрожающий, приближался последний срок их оплаты, после которого ее просто отрежут от всего сразу. Да, но если она покончит со всем сейчас, выплачивать долги придется детям. Прежде чем она примет таблетки, нужно добыть откуда-то деньги, которые позволят внести месячную плату за квартиру, погасить счета и оплатить ее похороны. И вот нынче утром, когда страхи ее разыгрались сильнее прежнего, выяснилось, что она кому-то все же понадобилась. Заказное письмо. Она дрожащей рукой расписалась в получении. Затем вскрыла ножом конверт, выложила письмо на кухонный стол. Руки тряслись так, что она залила кофе первый абзац письма.
Кроме попытки пробрить пулей пробор в прическе Клиффорда, она не помнила за собой ничего, дающего повод вызвать ее в адвокатскую контору. О господи, Клиффорд мог подать на меня в суд за тяжкие телесные повреждения, причиненные страхом, который он испытал, спускаясь по лестнице. Однако письмо никаких угроз не содержало. Да адвокатам угрозы и ни к чему. Они сами — угроза. Особенно если то, что значится в шапке письма, ни о чем тебе не говорит. Отделения в Брюсселе, Лондоне, Париже, Риме, Нью-Йорке и Вашингтоне. Они были бы рады, если б она нашла возможность прийти и повидаться с ними в удобное для нее время и как можно скорее.