О браке договорились при том условии, что Россиль прибудет в карете, одна, без иного сопровождения, кроме своей служанки. Возница кареты, также женщина, крайне неловко обращалась с поводьями, так как её обучили править лошадьми лишь для этой единственной поездки. Даже лошадей нарочно подобрали – кобыл серебристо-белой масти.
Россиль вдруг осознаёт, что вопрос Хавис прозвучал уже довольно давно и та до сих пор ждёт ответа. Она произносит:
– Ты можешь написать герцогу и рассказать то, что ему будет наиболее угодно услышать.
Раньше она бы взялась писать письмо собственноручно и долго ходила бы по комнате, обдумывая, в каких выражениях подробнейше изложить все помыслы тана, все его сокровища, какие он не сумел укрыть от обострённых пяти чувств Россиль. Как он говорит, когда думает, будто никто его не слышит. На чём останавливается его взгляд, когда ему кажется, будто никто не смотрит.
Но это письмо предназначалось бы для несуществующего мужчины. Кривоборода, отославшего её, Россиль не знает. Впрочем, она прекрасно понимает, что будет угодно услышать этому незнакомому мужчине – то же самое, что и любому другому. Герцог будет рад удостовериться в том, что из его странной, проклятой незаконнорождённой дочери получилась безропотная рабыня для удовольствий и послушная племенная кобыла. В этом, насколько она понимает, заключаются основные ожидания от её брака: она должна раздвинуть ноги перед своим супругом и господином и родить ему ребёнка, в котором кровь Альбы смешается с кровью Бретони. Брачный союз – всего лишь временная связь, тонкая нить, но если Россиль справится со своей задачей, эта нить останется целой до момента, пока она произведёт на свет сына и таким образом прочно привяжет единорога к горностаю.
Гордый единорог украшает герб Шотландии: все её кланы с другими животными на эмблемах наконец, пусть и неохотно, объединились под одним знаменем. А о лорде Варвеке давно говорили, что он хитёр, будто горностай, и потому, чтобы закрепить за собой это лестное сравнение, он избрал зубастого зверька своим фамильным гербом.
Прежде Россиль отнесла бы это сравнение и к себе, посчитала, что эти черты перешли к ней по наследству, по крови (разве дочь горностая – не горностай тоже?). Теперь она задумывается: взаправду ли этот зверёк обладает изворотливым умом – или только острыми зубами?
Карета с грохотом тащится по узкой извилистой дороге вдоль горного склона, лошади тяжело дышат. Сильный порывистый ветер по-прежнему не находит преград на своём пути, словно его выдувают потоками из гигантских мехов. И вдруг потрясённая Россиль различает за ним неторопливый мерный гул – шум моря.
Наонет, город, где она родилась, находится на большой земле, на берегу Луары, и до путешествия в Британию она ни разу не видела океана. Но то, что она видит и слышит сейчас, непохоже на клокочущие серые воды канала. Чёрная рельефная вода в тех местах, где лунный свет блестит на гребнях невысоких волн, образует узор, напоминающий чешую на брюхе змеи. В отличие от ветра, волны движутся степенно и ровно: прибой вновь и вновь обрушивается на скалу в ритме биения сердца.
Свет и благодать цивилизации исходят от Папского Престола в Риме: он словно сияющий самоцвет в центре мира. Но на расстоянии свет Святейшего Престола тускнеет: здесь, вдали от Рима, мир погружён в первозданную тьму. Замок Гламис высится на скале, грубый и мрачный. Длинная внешняя стена с парапетом пролегает параллельно краю утёса, образуя отвесный обрыв над морем. То, что Россиль на расстоянии приняла за кресты, – это бойницы. На барбакане не видно никаких резных или лепных украшений, никаких защитных знаков от Анку, вестника Смерти, что правит скрипучей повозкой с мертвецами, – эти знаки, отгоняющие бледного духа, можно найти в любом бретонском приходе или доме. Но, возможно, нечто иное удерживает Смерть вдали от Гламиса.
Стойте, думает Россиль. Это слово падает, словно брошенный камень. Не нужно ехать дальше. Развернитесь, дайте мне уйти отсюда.
Карета, грохоча, продолжает путь.
Решётка барбакана поднимается с лязгом, и они въезжают во двор. Внутри их ожидает одинокая фигура. На незнакомце простой серый плащ, короткая туника, высокие кожаные башмаки и килт. Россиль никогда раньше не видела мужчину в юбке. Высокие шерстяные чулки защищают его колени от холода.
Сперва она предполагает, что сам лорд-супруг вышел поприветствовать её, но едва карета, подъехав ближе, останавливается, становится очевидно, что это не он. О тане Гламиса Россиль знает одно: он великански огромен – настолько, насколько может быть смертный мужчина. Незнакомец во дворе, конечно, не карлик, но и не гороподобен, как его тан: он обычного роста. Волосы у него цвета соломы, выгоревшей на солнце.