Это был голубоватый лист бумаги с датой двухлетней давности. Гермиона затаила дыхание, вглядываясь в написанные от руки строчки, и почти мгновенно увидела то, что искала.
— Гермиона.
Она вздрогнула и резко повернулась в сторону двери, пряча бумажку за спиной.
— Драко, — растерянно произнесла она, наблюдая, как он заходит в её офис с озадаченным видом на лице. — Ты… Ты в порядке?
— Да, кажется, — ответил он. — Хотел узнать, не хочешь ли ты…
Однако его фраза оборвалась на середине, как только взгляд зацепился за папку на столе, на которой крупными буквами значилось «Натали Малфой». Драко вновь посмотрел на Гермиону, на этот раз замечая её пристыженный вид и опущенные глаза. Поначалу он почувствовал растерянность, не понимая, зачем Гермионе вдруг понадобились медицинские записи Натали, но недавние события приучили его мозг к быстрому поиску возможных разгадок, и ответ сам возник у него в голове.
— Она знала кто отец, да? — спросил Драко.
Гермиона молчала, не зная, что ответить, но она не хотела врать ему. Гермиона прикусила губу и медленно кивнула, анализируя реакцию Драко.
— И?
Он двинулся в сторону Гермионы, и она протянула ему листок, который до этого прятала за спиной. Поначалу она думала, что Драко разозлится на неё, но вместо этого он принял голубоватый лист бумаги правой рукой, а левой взял её ладонь и нежно сжал. Они сделают это вместе, и не потому что Драко не мог сделать этого сам, но потому что не хотел. Вместе они были сильнее, лучше, и он нуждался в Гермионе — в том, чтобы она была частью его жизни.
— Она попросила наложить заклинание отцовства за день до смерти, — пояснила Гермиона. Поднеся лист бумаги к свету, она прочитала два единственных предложения на нём. — Мне жаль, Драко.
Результат теста на отцовство БОДЛЕР, Н 2634
Два отдельно произведённых заклинания подтверждают, что отцом Д2634 является Кассиус Л.
— Ты в порядке? — негромко спросила Гермиона.
Сначала Драко не ответил, продолжая неотрывно смотреть на голубой лист. Но потом он повернулся к Гермионе, его серые глаза были наполнены понимаем и мудростью, которых ему не хватило два года назад, и он медленно, но уверенно кивнул.
— Она хотела, чтобы отцом оказался Кассиус, — наконец сказал Драко. — А у него никогда не было сомнений в том, что ребёнок его.
— Я знаю, что ты любил её, — сочувственно произнесла Гермиона.
— Не так, как он. Я никогда не любил её, как Кассиус, — Драко крепче сжал её ладонь и улыбнулся. — Не так, как я люблю тебя.
Гермиона склонилась ближе и поцеловала его, чувствуя, как волна облегчения разливается по телу от того, как зрело Драко воспринял новости. Он углубил поцелуй, и Гермиона с готовностью ответила, чувствуя, что край стола упирается ей в поясницу от его напора. Через несколько секунд Драко отстранился, позволяя ей сделать вдох.
Гермиона убрала прядь волос с лица и, взглянув на него, решила, что должна рассказать ему все недостающие детали истории.
— Натали рассказала твоей маме о ребёнке, — осторожно начала она. — Нарцисса написала об этом в письме тебе, которое вчера забрал Кассиус. Скорее всего, он уже обо всём знает.
Рассказ не взволновал Драко так сильно, как она предполагала.
— Из нас троих он был единственным, кто не сомневался в отцовстве. Не думаю, что эта новость сильно его поразит.
— Ну не знаю, — не согласилась Гермиона. — Увидеть неопровержимое доказательство… Думаю, это всё же повлияет на него. И я сомневаюсь, что Кассиус знал обо всём, что было написано в письме, если только он не встречался с Натали в период между её визитом в больницу и смертью.
Драко задумчиво нахмурился, а Гермиона забрала у него листок и указала на нижнюю строчку.
— Смотри, — произнесла она, привлекая его внимание. — Д2634.
— Что это значит? — с интересом спросил Драко.
— Двадцать шесть тридцать четыре — это номер пациента, — пояснила Гермиона.
— А буква «Д»?
Гермиона помедлила в нерешительности, но мгновение спустя произнесла:
— Девочка.
*
С верхушки холма Кассиус мог отчётливо разглядеть очертания поместья Малфоев, как и небольшие домики в прилегающей деревне, которые с этой точки обзора казались кукольными. Он ощущал грубую текстуру пергамента, зажатого в руке, который теперь был покрыт бурыми кляксами крови, как и пальцы Кассиуса.
Мой дорогой Драко, я попросила, чтобы это письмо было доставлено тебе после моей смерти, поэтому надеюсь, что оно застанет тебя в лучшем положении. Ты мой единственный сын, и я люблю тебя больше жизни, поэтому думаю, что обязана поделиться с тобой тем, что доверила мне Натали в день её смерти.
Ребёнок, которого она ждала, принадлежал Кассиусу — это была его дочь. Мне жаль. Я знаю, как много она и этот ребёнок значили для тебя, и я ни за что не решилась бы открыть тебе правду, если бы не чувствовала, что ты должен это знать. Я дала Натали своё благословение в тот день, когда она рассказала мне правду, и уверена, что со временем ты и сам смог бы сделать то же самое. Я боялась, что ты последуешь примеру отца и обвинишь во всём Натали. Но каким-то образом ты смог избежать этого, и я знаю, что пройдёт время, и ты простишь её, и простишь меня за то, что скрывала от тебя правду.
Я искренне убеждена, что каждый человек заслуживает второго шанса — Натали он был необходим, как и тебе. Я всегда буду любить тебя.
Кассиус перечитал письмо снова.
Ребёнок, которого она ждала, принадлежал Кассиусу — это была его дочь.
Несколько часов назад он почувствовал, как Гермиона уничтожила крестраж. Волна боли прожгла его кожу и пронзила голову раскалённой иглой, но почти сразу пропала, и Кассиус остался с ощущением тянущей пустоты где-то в области сердца. Не то чтобы это чувство было совсем новым. Более того, оно меркло по сравнению с ощущением, будто его сердце вырвали из грудной клетки и раздавили у него на глазах, а именно это он испытывал сейчас.
У них должен был появиться ребёнок. Маленькая девочка. Кассиус никогда до этого момента не задумывался о ребёнке в подробностях, концентрируясь исключительно на противостоянии с Драко. Он даже не осознавал, что, останься Натали жива, она принесла бы в этот мир его ребёнка.
Не сына, которого всегда ставили в приоритет его предки, а дочь — маленькую копию Натали, которая унаследовала бы светлые волосы своей матери… или, быть может, тёмные волосы отца. Но у неё точно были бы голубые глаза и светлая кожа; возможно, пухлые щёчки, потому что и Натали, и Кассиус оба были упитанными младенцами. Она унаследовала бы все самые лучшие черты от своей матери: её очаровательную улыбку, грацию и бесконечную способность любить и сострадать. Она стала бы совершенным образцом чистоты, совсем как её мама, которая смогла бы рассеять любые ужасные гены, находившиеся в Кассиусе.
Она была бы идеальной.
Кассиусу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что какая-то влага скатывалась по его щекам. Он не мог вспомнить ни единого мгновения, когда плакал после смерти Натали, но, с другой стороны, — подумал он, сжимая в руках пергамент — это ведь было всё равно что потерять её снова.
Кассиус думал, что убийство Лестрейнджа принесёт хоть какое-то удовлетворение, заполнит пустоту в его сердце. Поначалу он и вовсе не планировал его убивать. Кассиус хотел пытать его, заставить его страдать медленно, как страдал он, как страдала Натали. Но как только они с Лестрейнджем оказались в лощине неподалёку от поместья, всё его терпение испарилось. Все расчёты и планы растаяли, и Кассиуса захлестнула животная ярость. Он кричал, плакал, сыпал проклятиями, давая выход самым тёмным частям своей души, убивая человека, который уничтожил два единственных существа во всём мире, которые были дороги Кассиусу. Кровь обагрила траву в лощине, легла уродливыми каплями на его одежду и тело, но он наслаждался видом приёмного отца, умирающего в муках.