К ним поспешила сияющая от счастья леди Мальвина. Она не позволяла глубоко упрятанным тайным сомнениям омрачить радость возвращения в дом, который она, должно быть, уже сочла безвозвратно потерянным.
— Это правда, беспорядок всегда был ужасный. Нам пришлось поменять в комнате обои, когда ты пошел в школу. Разве ты не помнишь? Мы оклеили новыми, лакированными.
— Как не помнить. Такие красивые, коричневые и блестящие. Номер гостиницы в Сан-Франциско, где я некоторое время проживал, напоминал мне мою старую детскую комнату. А я все удивлялся, откуда у меня такое подавленное настроение! — Блейн рассмеялся и взял леди Мальвину за руку. — Вы не обижайтесь, мама. Я не могу делать вид, что был чрезмерно счастлив в детстве, ведь отец просто ненавидел меня.
— Не говори глупостей, Блейн. Он не испытывал к тебе ненависти, а только считал тебя непослушным и своевольным ребенком.
— Мы очень походили друг на друга. Вероятно, во мне он узнавал собственные недостатки. И конечно, он ненавидел меня. Но пойдемте и взглянем на коричневую комнату и решим, какой цвет лучше для Тайтуса. Это, в конце концов, чрезвычайно важный вопрос. Быть может, в один прекрасный день ему придется описывать присяжным заседателям, в какой детской он вырос.
— Оставь нелепые шутки, — проговорила Амалия резко.
— Жизнь полна неопределенностей и сюрпризов, — заметил Блейн весело.
Однако в действительности он забыл новые обои в детской комнате и только слова леди Мальвины напомнили ему об этом. Затем здравый смысл подсказал, что модный и практичный цвет — коричневый. То была еще одна из тех удачных догадок, каких в его ответах присутствовало достаточно.
Амалия настояла на том, чтобы пройти с Блейном по всему дому. Устраивая Тайтуса и устраиваясь сама в собственной комнате, расположенной рядом с детской, Сара слышала их шаги, а также порой громкий голос леди Мальвины, дававшей время от времени пояснения, которые цепкий ум Блейна обязательно сохранит на будущее как важную информацию. Амалия совершенно равнодушно отнеслась к предложению Блейна привлечь Сару к выбору обоев и тканей для внутренней отделки дома. Было абсолютно ясно, что любые работы в усадьбе в период пребывания там Амалии будут проводиться только по ее личным указаниям.
— Мы с Амбросом сумеем все снова переделать, — заявила вслух Сара для собственного усвоения.
Окна ее комнаты выходили в сад и смотрели в сторону озера. Поздней осенью вид открывался чрезвычайно унылый и безотрадный, располагая к меланхолии; с моря дул сильный ветер, и казалось, стена едва удерживается под его натиском. Распаковывая вещи, Сара вдруг почувствовала себя очень одинокой и несчастной. Страстно захотелось домой. Сестры, Амелия и Шарлотта, завидовали ей, полагая, что ее ожидают интересные, быть может, драматические события в этом странном семействе, внезапно возникшем из небытия. Они ведь не знали, как ужасно она тоскует по Амбросу, уже отделенному от нее тремя днями плавания, и не представляет себе, как выдержит месяцы смирения и самоуничижения в доме, который должен был бы по праву принадлежать ей!..
Со своей элегантной внешностью и бледным благородным лицом Амброс прекрасно выглядел бы в этом доме. «Да и я, — подумала Сара, быстро взглянув на свое отражение в овальном, потускневшем от времени зеркале, — смотрелась бы здесь не так уж плохо. Лучше, по крайней мере, чем Амалия с ее безвкусными роскошными нарядами и дурным настроением. Но почему что-то не клеилось у Амалии и Блейна? Кто начал и кто продолжает ссору?»
Правда, Амалия была достаточно умна, чтобы тщательно скрывать свои истинные отношения с мужем. Внешне она вела себя как преданная и послушная жена и, знакомясь со своими новыми владениями, постоянно держалась рядом с Блейном. Но вечером за ужином можно будет сразу заметить, в чьих руках супружеские поводья.
Вспомнив о предстоящем ужине — ее первой трапезе в семейном кругу Маллоу, — Сара без особого энтузиазма развернула свое скромное вечернее платье из зеленой тафты, с которого ей, правда, пришлось спороть дорогую кружевную отделку. Ведь она должна выглядеть как гувернантка, а не как молодая светская дама. Ничего, упущенное она наверстает потом.
Для помощи в детской наняли немного неуклюжую, но очень старательную деревенскую девушку Элизу Маттьюс. Она только что прибыла в усадьбу и очень волновалась. Как источник информации Элиза не представляла никакой ценности, однако се неосведомленность во многих вещах оказалась весьма полезной для Тайтуса. В обществе этой девушки он почувствовал себя значительно увереннее. Впервые Сара услышала его смех.
— Мисс Милдмей, Элиза не умеет ничего делать. Она такая потешная.
Элиза покраснела и виновато потупилась. Пышущая здоровьем толстушка с ярким румянцем на щеках и следами обморожения на пальцах, по своему умственному развитию она не намного опережала Тайтуса, но обладала добродушным нравом и желанием всему научиться.
— У тебя есть братья и сестры, Элиза?
— Да, мисс, семеро.
— Тайтус такой же ребенок, как и они. Потому не стесняйся его.
— Но здесь есть пожилая леди, мисс, — опять залилась краской Элиза. — Я боюсь ее.
— Это бабушка, — заметил Тайтус. — Но она лишь шутит, не правда ли, мисс Милдмей? Элизе не нужно бояться.
Они уже сделались союзниками; худенький маленький мальчик и несколько неловкая деревенская девушка. Казалось, за короткое время Тайтус успел повзрослеть на несколько лет. По крайней мере, ему усадьба Маллоу должна пойти на пользу.
И когда позднее леди Мальвина примчалась в детскую и возобновила свою любимую игру в медведей, Элиза, забившись в угол и вытаращив глаза, в изумлении наблюдала, как Тайтус, визжа, бегал от бабушки, которая с рычанием гонялась за ним и, поймав, прижимала к своей необъятной груди.
— Посмотрите, мисс Милдмей, — сказала леди Мальвина. — Сегодня никаких слез. Он уже становится сильнее. Сказывается морской воздух. Скоро он будет крепким и смелым, как его отец в этом возрасте. Отчего эта девчонка пучит глаза?
— Это Элиза, бабушка, — объяснил Тайтус. — Она боится вас.
Леди Мальвина сердито уставилась на Элизу. Должно быть, опасаясь простуды, старая дама надела еще больше нижних юбок, ибо значительно увеличилась в объеме. На пальцах рук сверкали бриллианты. Седые волосы вздымались башней под кружевным чепцом, покачиваясь в такт движениям головы.
— Они все боятся меня. Глупые создания. Но тебе, девочка, придется мириться с моим присутствием, потому что я буду проводить много времени с моим внуком в детской. Его следует приучать к шумным и энергичным играм. Итак, мисс Милдмей, какую комнату отвели вам? Можно взглянуть?
— Ради Бога. Она рядом.
Сара проводила леди Мальвину в свою комнату, и та внимательно осмотрела каждую мелочь
— У вас не так уж много вещей? Но вот это платье сшито из материала, который стоит недешево. Мне думалось, в гувернантки идут бедные девушки.
— Это платье мне подарили, леди Мальвина.
— Да неужто! Там, где вы работали в последний раз? Ну что ж, здесь вы, боюсь, не можете рассчитывать на подобные подарки. Уж никак от новой леди Маллоу.
Коротко рассмеявшись, леди Мальвина спросила:
— Как вам нравится усадьба Маллоу?
— Прекрасный дом.
— Который разваливается на глазах. Все требует ремонта: крыша, водостоки, печные трубы, полы. Ведь, в конце концов, этому дому сто лет, и хотя в те времена строили добротно, сырость и древесный жучок делают свое дело. Однако моя невестка намерена закрыть глаза на столь прозаические пещи и потратить целое состояние на приобретение обстановки. Ковров, занавесок, картин. Все рассчитано на внешний эффект. Она дождется, что на все это богатство рухнет крыша и стены.
— А ваш сын, леди Мальвина, согласен с ней?
— Конечно, нет. Он совершенно справедливо думает о сохранении наследства для Тайтуса. Деньги есть, но их не слишком много. Безмозглая жена разорит его. Леди Мальвина непрерывно перебирала перстни на пальцах. — И она забывает обо мне. У меня гоже есть потребности. Даме моего сложения просто неприлично иметь так мало украшений. Амалия забыла или предпочитает не помнить, при каких обстоятельствах я была вынуждена пожертвовать большей частью драгоценностей. Сегодня, мисс Милдмей, вы будете ужинать вместе с нами и присутствовать при поучительной беседе относительно достоинств итальянской парчи и турецких ковров. Советую помалкивать. Возможно, вам покажется безнравственным проматывать таким образом состояние Маллоу — или что от него осталось после увлечений моего мужа домом на Кенсингтон-стрит в Лондоне, — однако моя невестка терпеть не может советов и возражений. Ей очень хочется порисоваться, и впервые появилась такая возможность. Собственных талантов и достоинств не хватает, следовательно, без внешних атрибутов не обойтись. Разденьте ее, и вы обнаружите соломенное чучело, раздуваемое ветром. Откуда она родом, хотелось бы знать? Я расспрашивала сына, но он не говорит. Сохраняет лояльность жене, леди Маллоу, а та ждет не дождется захватить в свои руки как можно больше.