— Не заметила что, леди Мальвина? — Спросила Сара.
— Не имеет значения. Просто я слишком любопытна. Очень многие люди, убедилась я, плохо запоминают человеческие лица. Какая-то нелепость, что моему сыну пришлось пережить столько унижений, чтобы доказать собственную подлинность.
— Вы хотите сказать, хозяин гостиницы не сразу узнал его? — спросила Сара, решив действовать смелее.
— Должно быть, все-таки узнал, так как принял нас с обычным почтением и предупредительностью. А завтра мы уже будем в Маллоу. Хо-хо! — Леди Мальвина глубоко вздохнула. — Мне нужно купить себе еще украшений. Люблю драгоценности. Незадолго до смерти мой муж стал немного чудить. Сделался ужасно скупым, начал копить деньги. Мне пришлось продать свой жемчуг. Принести в жертву этому охваченному жадностью человеку. Но теперь мой сын купит мне новые украшения. Из жемчуга. Они очень хорошо помогают стареющей шее.
— Для вас последние события — довольно радикальный поворот в судьбе, не правда ли, леди Мальвина?
Старая дама с подозрением взглянула на Сару. Но желание иметь внимательного слушателя одержало верх над осторожностью.
— Да, это так. Не могу представить моего племянника Амброса, покупающим мне драгоценности. Он настоящий сухарь.
— Сухарь?
— Вы понимаете, что я имею в виду. Аккуратный, прижимистый, замкнутый, избегает праздных разговоров, страшно боится показаться неловким. А я часто ставила его в очень неудобное положение. А вот Блейн похож на меня. Ему в высшей степени наплевать, что скажут люди. Ступает по земле уверенно, как хозяин. И это мне нравится.
Сара молча кусала губы. Ей доставило мало удовольствия слушать эпитеты, раздаваемые людям старухой, которую нимало не заботило, справедливы эти оценки или нет. Разумеется, в данном случае они были несправедливыми. Леди Мальвина вовсе не упомянула многочисленные положительные качества Амброса; его благородство и обходительность, просвещенный ум, его доброту. Едва ли Блейн имеет какое-то представление о том, что значит быть добрым.
— Расскажите мне о вашем сыне, леди Мальвина, каким он был в детстве. Походил он тогда на Тайтуса?
— Внешне очень. Но и только. Был в два раза крупнее, чем сейчас Тайтус. Крепкий, никого и ничего не боялся, сед верхом на лошадь, пожалуй, еще до того, как научился ходить. Был мастером на разные проделки, упрямым и вспыльчивым. Потому-то и поссорился с отцом. Половинчатость его никогда устраивала. Все или ничего — вот его девиз. Он делал по-своему или же вовсе не делал.
— Как по-вашему, он все еще такой же?
— Ах, нет. Повзрослел, остепенился. Я очень им горжусь. Очень. Мне, однако, показалось это весьма странным, мисс Милдмей. Я говорю о желании мальчика называться Джорджем. Но в свидетельстве о рождении четко записано имя Тайтус. Сама видела. В суде документ фигурировал в качестве доказательства. Поэтому не советую вам забивать мозги ненужными мыслями.
— С какой стати я стала бы это делать, леди Мальвина? — спросила Сара с невинным видом.
— Именно, с какой стати? В последнее время мне задавали так много вопросов, что у меня возникло к ним непреодолимое отвращение. Мне постоянно кажется, что все в чем-то нас подозревают, даже безобидный старый Том Мерсер.
«И если их подозрения оправдаются, — подумала Сара, — не видать вам, леди Мальвина, жемчуга, не баловать внука и не иметь прислуги, которая подавала бы вам портвейн и изысканные блюда».
— То были нелегкие времена для вас, леди Мальвина, — пробормотала Сара.
— Это правда. Однако теперь все позади, и я с удовольствием выпью бокал вина перед ужином. Будьте умницей, позвоните прислуге. Уверена, что полюблю вас, мисс Милдмей. Вы умны и привлекательны. Но на вашем месте я не старалась бы особенно проявлять эти ваши достоинства перед моей невесткой. У нее тоже копошатся подозрения своего рода.
Уходя из комнаты, Сара слышала низкий злой смех леди Мальвины. Еще одна находка: старуха явно недолюбливает невестку.
Едва Сара вернулась к себе, как в дверь постучали, и в комнату вошла Амалия.
Она полностью переоделась. На ней был один из ее вечерних туалетов с низким вырезом, обнажавшим узкие покатые плечи с небрежно накинутой на них пестрой шалью — символическая дань прохладному вечеру. Впалые щеки горели, глаза странно поблескивали.
— Как чувствует себя мой сын, мисс Милдмей?
— Он уснул, леди Маллоу. Мне очень не хотелось бы будить его на ужин.
— Я не стану. Между прочим, моя свекровь не собирается спускаться вниз, а потому мы с мужем поужинаем у себя в комнате. Быть может, вы сами позаботитесь о себе? Завтра, надеюсь, мы уже войдем в нормальную колею.
— Благодарю вас, леди Маллоу.
— Советую пораньше лечь в постель. Отправимся в путь очень рано, как только забрезжит рассвет; своего мужа я хорошо изучила.
Амалия ушла, оставив после себя тонкий аромат духов. Она ни разу не улыбнулась, но вела себя почти по-человечески. «Почти по-заговорщицки», — подумала Сара. Будто что-то ею спланированное особенно удалось. Чувствовалось, что она пребывала в состоянии возбуждения, которое имело какое-то отношение и к Саре. Утром Амалия была другой — значит, это возбуждение не могло быть вызвано сознанием одержанного триумфа в качестве новой госпожи усадьбы Маллоу.
Едва ли причина подобного настроения — отсутствие сегодня ночью запертой двери между Амалией и ее мужем.
Однако другого объяснения не было. Ведь именно Амалия настояла на том, чтобы прервать путешествие, зная заранее, что ей и Блейну — как супругам — обязательно отведут двойную комнату. И только она сочла нужным нарядиться — и нарядиться для праздничного ужина.
При этом она, конечно же, имела в виду ужин вдвоем в комнате наверху, освещенной пламенем камина. Когда слуги уйдут, и дверь будет заперта, появится хороший шанс для примирения и улаживания отношений.
Сара не стала понапрасну тратить время и думать о двух головах, тесно прижавшихся друг к другу в полумраке гостиничной комнаты. Она лишь посидела несколько томительных минут у окна, всматриваясь в непроглядную тьму снаружи и вспоминая лицо Амброса, каким она видела его в последний раз — бледным и преисполненным решимости. Только это имело для нее значение. Ни под каким видом она не должна принимать близко к сердцу события, происходящие в этой семье, эмоционально участвовать в их жизни. Если Блейну охота ссориться или мириться с женой, то ей до этого нет никакого дела.
В конце концов, Сара записала в дневнике следующее: « Леди М. весьма расточительна, должно быть, промотала много денег, а когда муж умер, оказалась из-за долгов в затруднительном положении. Рассчитывает, что Блейн купит ей новые драгоценности, к которым весьма неравнодушна. Старается демонстрировать свою уверенность в том, что Блейн ее сын, хотя чувствуется, что ее одолевают сомнения. Она несколько встревожена и хотела бы разобраться, в какую ситуацию сама себя поставила. Интересно: узнал ли Том Мерсер сразу Блейна?»
Подумав, Сара добавила: « Мне кажется, Амалия не уверена в любви своего мужа. Блейн, очевидно, всегда был и, вероятно, остался порядочным волокитой».
Закончив, Сара тут же энергично зачеркнула последнюю фразу. Ведь этот человек не Блейн, и был ли он ловеласом, не знает никто, кроме, пожалуй, Амалии.
Решив, по крайней мере, выяснить кое-что в отношении Тома Мерсера, Сара сошла вниз. Заказав ужин, она попросила принести его в общий зал и села за стол в ожидании. Без повода пройти в бар в поисках Тома Мерсера было бы неразумно и неосмотрительно.
Но ей повезло, и вскоре ужин доставил на подносе сам Том Мерсер.
— При таком наплыве гостей наша прислуга не успевает справляться. Надеюсь, наш ужин вам понравится, мисс.
— Спасибо, — сказала Сара. — Наверное, неожиданная встреча с лордом Маллоу явилась для вас большим сюрпризом.
— Да, это правда. Мне говорили, что он должен приехать, но я не ожидал его вот так, без предварительного уведомления, как снег на голову.