— Чинились. Ремонтировались…
— Ну ладно. Раз ты мне, так и я тебе. Только не хотела неприятности говорить…
— Меня больше неприятностями не испугаешь. Выкладывай.
— Это насчет Гоги, — уклончиво сообщает Алевтина. — У него сегодня вечерочком в «Рионях» как бы большой сбор авторитетных мужиков. Дам тоже…
— Меня не приглашали.
— Так не про вас речь, — пожимает плечами та. — Про папашу базар назначен. Про Фрола Максимыча.
— Вот как? — настораживается Серафима.
— Так что вы… учтите.
— Учту, дорогая, учту.
Моросит мелкий дождь. У входа в ресторан с яркой вывеской «Риони» выстроились несколько дорогих иномарок. Из ресторана доносится бешеная музыка. В стороне стоит милицейский «жигуль», возле которого топчется Лыков в накидке с капюшоном. Дверца приоткрыта. Патрульный Ленчик за баранкой. К ресторану подъезжает «жигуль», но из него никто не выходит. Лыков, приглядевшись, направляется к машине. Серафима опускает стекло. Она угрюма и нервно курит.
— Что тут у вас, Лыков?
— Это не у нас, Серафима. Это у Гоги. Спецобслуживание! Сам готовит. Запах чуешь? Это не шашлык, а обоняние небес.
— Ну и кто там сегодня… обоняет?
— А весь бизнес… универмаг, пекарня, авторемонт, молокозавод, обе бензоколонки, гаражи. ЗАО, ТОО, ООО…
— И Прасковья здесь? Шкаликова?
— Это ты про рынок? А как же!
Она собирается, озлев, выйти из машины, но он придерживает дверцу, не выпуская ее.
— Тпрусеньки, Сима. Про папашу-то ничего нового?
— Отстань! Я тебе уже все в твоей сраной ментовке изложила. Под протокол. Не знаю я, куда его унесло из Сомова! И с чего! Он нам с Риткой никогда не докладывался. Ничего не знаю! Честное слово! Ничего. Пусти!
…Гремит мощный музыкальный радиоблок на стойке у улыбающегося Гоги. Это не банкет, а нормальная провинциальная пьянка. Четверо местных бизнес-мужиков и три задастые расфуфыренные женщины со смехом и криками, с бокалами в руках изображают нечто танцевальное под древний рок-н-ролл.
Неспешно входит, развевая шубой, Серафима, выключает музыку.
— Что, мышки? Кота хороните? — усмехается она бледно.
— Мужики, да откуда взялась эта фря? Кто ее звал? — деланно изумляется сверкающая цацками как елка мордасто-румяная Шкаликова.
— Ай-я-яй, Прасковья. Вчера, значит, «Симочка», сегодня, значит, «фря»?
— А с вами все кончено, — мстительно кривится рыночница. — Мы не крепостные, чтобы и дальше нас за вашу поганую крышу оброком обкладывать. Сколько лет этот вонючий дед нас доил? С Риткой? А? Почти досуха. И пошла ты отсюда, Симка.
— Вот это — правильно, — кивает кто-то из мужиков.
— Что-то вы слишком рано возникаете, мышки. А как вернется котик?
— Э! Серафима, некрасиво, — примирительно смеется Гоги. — Вернется — встретим. У нас теперь — Лизавета.
— Вот именно! — взбодряется проникновенно Шкаликова. — Наша Лизонька. Как вы ее? А? Даже в тюряге гноили! Ободрали как липку. Из родного дома выперли! Почти что с земли стерли! А как она вас? А?
— Но ведь и мы с нею, — осторожно замечает начальник порта.
— Да брось ты. «Мы», — вновь обращается к Серафиме Шкаликова. — Думаешь, твой папонька от ментов смылся? Он от нее ноги унес. Только не унесет. От нее — не унесет! Это вам всем кара божья. И вечное наказание! И в гробу я тебя видела!
Шкаликова врубает музыку и начинает отплясывать, все оживляются и демонстративно включаются в танец. С хохотом и воплями. Гоги протягивает Серафиме бокал с вином:
— Пришла в гости — слушай хозяина. Выпей! Пусть Фролу Максимовичу будет хорошо, но чтобы мы его больше никогда не видели. Даже во сне…
— Ну, ты, гнида жидовская! Под грузина работаешь? Гляди у меня. Мне есть что про тебя вспомнить. Папке тоже!
Серафима небрежно выплескивает вино в лицо Гоги и быстро уходит. Гоги, смеясь, выключает рок и заводит по-грузински застольную…
Ее охотно подхватывают…
А я в этот час впервые в городской радиостудии. Раньше меня сюда и на порог не пускали. Диктор, она же — все остальное, перепугана до смерти. Все поводит острой, почти крысиной мордочкой и абсолютно не знает, как ей со мной себя вести. Мы сидим с нею рядом в стеклянной будке с микрофонами и молча терпим друг друга.
Пикают радиочасы. Радиокрыса включает микрофон, голосок у нее карамельный, тягуче-томный, будто она всех сомовцев облизывает:
— Добрый вечер, город! Сегодня мы возобновляем наши пятничные передачи, прерванные ранее в связи с изменениями в руководстве города. У нашего микрофона мэр Басаргина. Прошу вас, Лизавета Юрьевна…