Гаша с подойником уходит в гараж — доить Красулю. Потом я слышу, как она возится в кухне, переливая из ведра и процеживая молоко, потом она появляется рядом с литровой кружкой.
— Молочка хлебнешь, Лиза? Парное же.
— Спасибо, Гаш. Не полезет. Ты вон Карловне снеси — она его обожает.
В распахнутую в кабинет Панкратыча дверь мне видно, как Элга, кутаясь в платок, клюет, как птичка, пальцем по клавишам компа и листает какие-то папки. В сильных ее очках поблескивают отсветы камина.
Она уже врубилась, тянет свою «веревочку».
Гаша ставит кружку перед нею.
— О! Это то, что имеет смысл.
Карловна смакует молоко, слизывая капельки с полных губ розовым язычком как кошка.
Мне хорошо слышно, о чем они толкуют.
— А что это ты натыкиваешь на своих пяльцах? — интересуется Гаша.
— Анализирую по налоговым и прочим документам имущественное положение Фрола Максимовича Щеколдина.
— Лизавета приказала?
— Я имею большое любопытство и сама. Мой бывший Кузьма Михайлович учил меня видеть, как это… за бревнами растительность…
— Лес за деревьями, голова. Ну и что ты увидела?
— Это потрясающе. Оказывается, самый значительный из Щеколдиных… официально не имеет никакого имущества. В этом городе он ничем не владеет. Он просто нищий. Просто пенсионер. По старости…
— Да что он, дурак, что ли, выставляться? Это молодые балбесы себя показывают. Не успеет хапнуть, «голду» на шею, коттедж с бассейном до небес, «мерседес» к подъезду и негритянку в койку.
— Ну, это действительно очень примитивные господа.
— Вот-вот. По хитрожопости он всех на свете обставит. Сколько я его помню, серенький такой, ласковый, чуть ли не в драных штанах с палочкой своей по городу «хруп-хруп», а у самого, все говорят, миллионные суммы. За границами нашей родины. Как бывшей, так и настоящей…
— Майор Лыков утверждает, что его непременно разыщут. По подозрению в покушении на какого-то молодого человека.
— Ха! Станет он дожидаться, пока его за шкирку. Да его теперь и с собаками не сыщешь, может, только с кенгуру.
— Какими еще кенгуру?
— Австралийскими. Австралия — это ж самое дальнее от нас место. Верно? Дальше-то на глобусе что только? Пингвины. Вот дед туда и дует, на лайнере. И все денежки уже давно там. Может, он там себе уже какой-никакой небоскреб купил. Как в кино про наших жуликов показывают.
— Небоскребы нынче в цене, Гаша. Не потянет…
— А ты его монету считала?
Господи, о чем они говорят?
И о ком?
Какое это теперь имеет значение?
Я не выдерживаю бессмысленности всей этой трепотни, потихонечку прихватываю кожушок, влезаю в Гашины галоши и выскальзываю из дому.
Из черной ночи хлещет ветрюганом и холодом. Слышно, как волны лупят в мостки под обрывом.
Но в гараже тихо. Без меня усилиями Гаши тут поставили деревянную отгородку, устлали соломой полы, навезли обычного и прессованного в тюки сена, оборудовали ясли для Аллилуйи. Кобылка моя встречает меня тихим ржанием, мотает башкой, фиолетовый глаз отсвечивает в тускло-те лампы под потолком. Отдоенная Красуля лежит рядом. Жует свою жвачку.
От этих подруг несет живым теплом.
И тут меня наконец достает то, что я ношу в себе и таю каждую минуту.
Я падаю лицом в сено и, закусив руку, вою.
Здесь мне стесняться некого.
Алексей Палыч…
Леша…
Алешенька…
Красуля облизывает мое мокрое от слез лицо шершавым языком. Наверное, это оттого, что слезы соленые.
Но мне кажется, что она все понимает.
И кобылка моя тоже подходит и шумно обнюхивает меня, раздувая бархатные ноздри.
А я уже твердо знаю.
Я выгорела.
Дотла.
С меня хватит…
Того, что было.
Того, что есть.
Того, что останется.
Никогда.
До самого конца жизни.
У меня больше ничего не будет.
Я в этом просто клянусь.
Ко мне больше не прикоснется ни один мужчина.
Никогда…
Никогда…
Никогда…
Глава шестая
ИЗ СВЕТА В ТЕНЬ ПЕРЕЛЕТАЯ…
Мы с Элгой трясемся в городском автобусе. Карловна, притиснутая ко мне народом, шепчет в ухо:
— Я не понимаю, Лиз. Почему мы не спешим? Они же ждут.
— Потерпят.
Карловна почти в шоке. В десять ноль-ноль чиновный народ должен собраться в моем кабинете в мэрии на первое толковище. Чтобы ускорить наше путешествие по Сомову, Карловна собиралась раскочегарить свой автомобильчик. Но я запрещаю ей это делать. Попробуем хотя бы немного побыть в шкуре обычного сомовского обывателя.