Я и передаю.
Вечером.
В Сомове.
Карловна выслушивает меня с каменным лицом, не моргнув глазом. Железная леди. Позавидовать можно.
Если бы она, конечно, ночью еще и не скулила в свою подушку.
Через десяток дней в Сомове — великое событие. В мою епархию с высот спускается лично Захар Кочет. Исполняющий обязанности губернатора. Прибывает без оповещения, налетом. Чуть ли не на рассвете к мэрии подъезжает губернаторский «мерс», джип и мотоциклы охраны. Из «мерса» выбирается Кочет и, несмотря на партикулярное платье, лихо козыряет встречающему его дежурному менту «от шляпы», проходя в здание. Меня выдирают из дому и доставляют к нему через пять минут.
Он очень мил, благодушен и даже целует мне ручку.
— Может быть, чайку, Захар Ильич? Я лично еще не пила, — сдерживая зевоту, предлагаю я.
— Да я к тебе не чаи приехал распивать, Лизавета. Видишь, я не обидчивый. Тебя не дозовешься, ну так я сам явился, хотя и без приглашения. Изучать феномен. Исключительное явление…
— Какое же?
— А как ты умудряешься фактически без единой бюджетной копейки город держать. Зарплату платишь, транспорт ходит, улицы метутся, мусорок вывозится. И даже гастроли классической музыки на зиму намечены…
— Ну, музыка — это благотворительность, а все остальное — с перепугу, чтобы мне тут наши женщины пустые кастрюли на голову не надели. Долги, долги, долги. Я даже не понимала, что вся моя работа только и будет: у одного взять, чтобы второму отдать, да еще чтобы и третий тебе поверил…
— И ты вот так вот умудряешься без государства прожить? Может быть, оно тебе вообще не нужно?
— Государство — это вы, Захар Ильич?
Он угрюмеет:
— Да! Я! И я в том числе. А тебя это не устраивает?
— Вообще-то я не очень понимаю, что вам от меня надо?
— Кто тебя подпитывает, Басаргина? Что за структура? Или персона? Кто же так о тебе заботится? И почему? Москва? Или персонально твой олигарх этот, Туманский? И кого же это наше занюханное Сомово так привлекает?
— У вас слишком богатое воображение. А насчет подпитки — вы хотя бы для начала помогли мне с города прежние, еще щеколдинские, долги списать, ну хотя бы заморозить. Там за одну электроэнергию накручено — мозги дыбом!
— А кто с меня мои долги спишет? Это несерьезно, Лизавета Юрьевна.
— Ну тогда пробейте мне госкредит. Лучше — беспроцентный.
— Скажи уж сразу — безвозвратный. Сейчас все умные. Нет, Лизавета Юрьевна, так дела не делаются. Хотя, если всерьез захотеть, всегда находится выход. Надо только сильно его поискать.
— Где?
— У меня, Лиза. Все выходы у меня. Впрочем, входы тоже.
— Все ясно. Вся эта давиловка, которую вы мне устраиваете, — это же совсем не случайно. Вы мне тут все на свете объясните государственными нуждами и огромными трудностями временно вверенной вам области. А все просто. Элементарно. Я похожа на идиотку?
— Не очень.
— У меня же корпоративная школа, Захар Ильич. Как говорится, анализ и синтез. А если по-простому — всегда ищи дохлую крысу. Вы же из меня еще одну Щеколдину пробуете делать… формируете. Другие вам тут не нужны…
— Молода ты еще. Что мне тебя формировать, Лизавета? Тебя жизнь сформирует. Думаешь, я не был таким?
— Вы?
— Я! Я! Ходил еще под комсомольским седлом, землю копытами рыл. «Только возьмите меня в свои скачки. И я всех сделаю…» Ну и дали мне стартовую отмашку: скачи, Захар. Вот она — не жизнь… сплошной полет. Ну я и рванул…
— Может, валерьяночки?
— Не юродствуй. Это слишком серьезно, когда вместо скачек — тебе хомут на шею. И плуг на три лемеха сзади. Паши, Захар. И только потом понимаешь — паши, не паши, а впереди-то одно только. Скотомогильник. Копыта откинешь, тебя сволокут и забудут. Вот и стоишь, варежку отвесив, и изумляешься: а куда жизнь делась? Да и была ли она?
— Вас пожалеть?
— Ты себя пожалей. Себя не пожалеешь, кому ты нужна?
— Что дальше? Совещание, конечно.
— Нет. С твоего позволения я… по производствам пройдусь, с народом потолкую. Только, извини, без тебя. Без непосредственного начальства народ как-то откровеннее.
Я киваю почти сочувственно:
— Я вас понимаю: когда не нужен — быдло, когда нужен — народ!
…Серафима, с трудом сдерживая брезгливость, сопровождает обычное вхождение начальства в производство. И даже раздает Кочету и сопровождающим лицам картонные тарелочки, с которых они дегустируют образцы продукции. Кочет жует и возглашает с преувеличенным и почти льстивым восторгом: