— Дочка бы не молчала. Мы даже дома письма друг другу писали… Играли с Машей в почту… Переверни-ка листочек.
— Да я уже смотрел.
— Переверни… Переверни…
Лыков нехотя переворачивает.
На обороте очень четкий набросок, одной линией. Пожилая женщина в кухонном переднике. С рыбиной в руках. И подпись в уголочке «Баба Гаша».
— Вот видишь… Какая-то баба… Какая-то Гаша… Имя какое-то нестандартное… Как бы старинное…
Лыков, вздохнув, снимает с крюка дождевик, надевает фуражку.
— Пошли, служба.
— Куда это?
— К бабе Гаше. К ней детишки как мухи на мед липнут. Одна у нас тут Гаша. Куда ж еще?
…Если честно, я встретила Людмилиного супруга в штыки. Видно, Гаша уже пробовала напихать его. Но на дедовом столе ничего из ее еды не было тронуто.
Карловна усиленно листала какую-то книжищу, но мне с ходу стало ясно — сторожит чужака, чтобы ничего не спер.
Я-то и увидела поначалу обтянутую черным спинищу шириной со шкаф. Он сидел на корточках перед нашим камином и тянул к огню свои лапы.
Я вообще чужих в апартаментах Панкратыча не люблю. А этот сидел, как у себя дома.
Да еще и орать вздумал с ходу — вынь да положь ему дорогих и любимых.
Были бы дорогие и любимые — от этого громилы бы не бегали. Поначалу я, конечно, не уловила, что ли, некоторые несовпадения.
Люда говорила про какую-то коммерческую фирму по торговле фруктами и бесконечные поездки мужа за всякими грейпфрутами и ананасами. А тут военный человек, да еще и флотский.
Такой недоделанный океанический альбатрос. Я села на диван и стала внаглую стягивать сапоги. Ну и выдаю ему:
— Послушайте. Откуда вы взялись? Дайте мне хотя бы раздеться. В конце концов, я напахалась сегодня… и я просто устала.
— Ну должны же вы меня понять…
— А что понимать? Повторяю! Летом я отдала вашей жене на пару дней свою любимую машинку. По кличке «жиголо». Как ее фамилия?
— Касаткина… Люда… Людмила Ивановна…
— Вот видите… Я даже фамилию забыла… Люда так Люда, Маша так Маша. Все на доверии… Сегодня поселились, завтра в Москву уехали. У ребенка был приступ астмы…
Элга оборачивается:
— Я, конечно, при этом не присутствовала, но вы уверены, Лиз, что приступ действительно был? И не имела место успешная имитация? Автомобиль имеет ценность…
Этот самый Касаткин белеет от бешенства:
— Послушайте, вы… Как вы смеете? Даже подумать о таком…
— А что это вы здесь голос повышаете? Мы в своем доме. И в конце концов это я оказала вашему семейству нормальную человеческую услугу, а не наоборот!
— Да заплачу я вам за вашу поганую тачку!
— Да при чем тут это? Судя по тому, что ваша Люда успела про ваши фокусы рассказать, я бы тоже от такого на край света рванула!
— Какого — такого?
— Давайте не будем… как вас? Касаткин? Это ваши семейные делишки. Вот вы в них и разбирайтесь… Без меня… Все! Я есть хочу. Больше мне вам сказать нечего.
— Вы не уйдете, пока я не узнаю всего, что мне нужно.
Я пикнуть не успела — будто на каменную стенку наткнулась. Он отправил меня на диван легоньким толчком в плечи.
— Ну, знаете! Еще и такого мне не хватало. Уберите свои кувалды. Пустите!
Вскочив, таким же толчком в его плечищи я пытаюсь сдвинуть его с дороги. Касаткин обхватывает меня плотнее. И я вдруг притихаю:
— Пустите, пожалуйста. Вы делаете мне больно…
— Я не хотел… Простите…
Тут вползает Гаша, волоча чемодан и рюкзак с ластами для плавания.
— Нашла я ихнее барахлишко, Лизавета. На чердак закинула… Которое они впопыхах бросили. Оно?
Касаткин торопливо расстегивает рюкзак, заглядывает в него, вываливает из сумки детскую одежду, среди которой выделяется ярко-алая бейсболка.
— Да, это их вещи… Дочка бейсболочку просила… Красненькую… Вот я и привез… красненькую. Это она… красненькая. Я из Африки привез…
— С Лимпопо, что ли? — не сдерживаюсь я. — Где наши спецы по бананам с мулаточками на воле отрываются?
— Да послушайте, вы! Чем я вас-то обидел?
Агриппина Ивановна вперяется в потолок и барабанит заученно:
— Машина была номер 013 АР, цвет такой… рыжий… оранжевый. С самой Италии… называется «фиат», еще прямо как новенький. Колесики как галошки такие, черненькие. Скрипит как седло… новое. Все окошки от солнца темные, а на красном фонарике на заду трещинка. А сколько ему цена будет в валюте, не знаю. Ты сколько платила, Лизавета?
— Агриппина Ивановна, ну хоть ты не лезь.
— Я заберу это…