— А вы что скажете, Виктория Борисовна?
— Вам нужно сменить костюм. И галстук тоже. Что они у вас как из чугуна?
— Пузо ему надо сменить, а не барахло.
— Занимаюсь, Юлик. Клянусь Богом, утречком уже тридцать приседаний. И никаких котлет, только рыбочка. Да, все привезли, что я просил?
Пиарщица ставит коробку на стол, Кочет выволакивает новенький хромовый авиашлемофон, авиаперчатки, напяливает на себя.
— Ну как я? В вертолетном аспекте? «Летающий губернатор»… дорогого стоит? А? Лешке это здорово помогало.
— Господи, оно вам надо? — пожимает плечами Виктория. — Вы что? Действительно учиться собрались? Летать?
— Чтобы это кресло заполучить, милая, я не только полечу, я и зачирикаю, — серьезно признается Кочет.
Входит озадаченный Аркадий.
— Захар Ильич, тут звонят нам все время. В Сомове-то — базар! Они там даже местное радио задействовали уже.
— Как посмели? Кто?!
А «кто» — это бесстрашный Степан Иваныч и моя бывшая радиокрыса. Заперлись в радиостудии. И выдают на весь город:
— Добрый день, город. Вообще-то не очень добрый… Мы повторяем экстренное обращение… Прошу вас, Степан Иваныч…
Товарищи… Земляки… Все мы пережили сегодня утром не просто неожиданные события — потрясение. Сообщаю, никто и никогда без вашей воли не лишит вас нашего мэра. По городу ходят самые нелепые слухи… Повторяю, Лизавета Юрьевна Басаргина затребована в область для дачи некоторых объяснений. Тут некоторые горячие головы уже вывесили на универмаге плакат «Кочета — на помойку!» Куда пойдет наш исполняющий обязанности губернатора после выборов — на помойку или в державное кресло — опять же решать только нам. Ну и всей области…
Гаша стоит в кабинете деда и угрюмо рассматривает радиодинамик. Слушая Иваныча.
— Депутаты городской думы единогласно приняли решение о проведении общегородского собрания избирателей в защиту мэра сегодня, во Дворце культуры, в девятнадцать ноль-ноль. Надеюсь, что к этому времени ситуация прояснится и нормализуется. Повторяю, сегодня в девятнадцать ноль-ноль…
Агриппина Ивановна выдергивает штепсель:
— Мели Емеля… А из Лизки уже бубны выколачивают.
Громко стуча по полу, в кабинет на громадных Кыськиных роликах въезжает разрумянившийся на холоде Гришуня.
— Баба Гаша, а пирожки уже готовы?
— Да будут тебе пироги, милый, будут… И чем тебя только тут кормили?
— По-всякому. Слушай, что скажу: Кыська и все девчонки решили знаешь что? Они все к маме в тюрьму пойдут! А тюрьма — это далеко?
— Вырастешь — узнаешь.
Скандал в Сомове уже наутро заканчивается ничем. Кочет мгновенно вбрасывает в город деньги. Все, что область недодала Сомову. Даже учителям отслюнивают долги за последние полтора года.
Мэрские чины тоже получают свое.
Огнеборцы из пожарной части.
Ментовка.
И хотя до Нового года еще черт знает сколько времени, в обоих детсадах малышне раздают праздничные наборы.
В то утро Кристина впервые не заезжает на скутере, чтобы отвезти Гришку в детсад.
Серафима запретила ей и приближаться к нашему дому. Ночью примчалась из области. Орала как резаная, да так, что они ушли со Степаном Иванычем отсиживаться в кухню. И только слышали, как она, одеваясь на выход, победно орет по телефону, который стоит у них в передней:
— Все, пап, сделала я ее! Ну и что, что звоню в открытую? Чего нам теперь бояться? Да я только что оттуда… Ну, встречалась… Да не выйдет она больше никогда. Ты что, Захара не знаешь? Не выпустит. Смех! Он там такую волну погнал! Все время совещания, заседания… У нас тут, оказывается, жуткое гнездо преступности… Все, значит, виноваты… Судью он вытуривает, прокуроршу опять же на пенсию… Какого-то с Урала пришлют… По ротации… Какой Лыков? Его уже два дня нету. Ага! Так что ты давай… Ждем! Да ты что, глухой? Повторяю…
Когда она, ликующая, уносится в свою фирму, Степан Иваныч ставит свой задрипанный портфель на подзеркальник и уходит в ванную. Возвращается с несессером, одеколоном, зубной щеткой и полотенцем. Все это аккуратно укладывает в портфель. Кристина, стоя в дверях кухни, молча наблюдает за ним.
— Уходишь?
— Да.
— А куда?
— Пока на квартире Зиновия поживу: она же пустая. Да и к работе ближе. Пока Лизаветы нету — на мне опять все.