— Что ты мне лапшу на уши вешаешь, Басаргина?
Я распахиваю глаза в квадрат, демонстрируя крайнюю степень простодушной проникновенности:
— Но ведь я руководствуюсь заботой прежде всего лично о вас, Захар Ильич. Есть у меня предчувствие, что вам вот-вот понадобится персональная камера… И на очень долгие года. На вашем месте я бы начала строиться еще лет пять-семь назад…
— Пока на моем месте ты, а я не на твоем месте.
— Все проходит… Так чем обязана столь высоким визитом?
— А напиши-ка ты мне, Лизавета Юрьевна, на мое имя заявление.
— Какое еще?
— Обычное. Такому-то от такой-то… Прошу освободить меня от исполнения обязанностей мэра города Сомова, скажем… по состоянию здоровья.
— Я здорова.
— Пока… Завтра тебе здесь могут любой диагноз организовать.
— Так… Ну а если напишу?
— Завтра же будешь на свободе.
— А если не напишу?
— Тогда ты никогда не будешь на свободе.
Я смеюсь уже внаглую:
— Линяй, папашка.
— Что?!
— Я говорю — отвали.
Он разглядывает меня как-то странно, даже без особой обиды.
— Не пойму… Гадости мне в глаза говоришь… И даже глазом не моргнешь. Да еще улыбаешься… приятственно. Ну прямо Мальвина такая… Цветочек полевой…
— Какая есть.
— Просто интересно, что там у тебя в башку за такой компьютер засажен? Что ты там еще придумаешь?
— Господь не выдаст — свинья не съест. Проверено практикой, Захар Ильич.
— Ну было бы в тебе хоть что-то… женское… Другая бы из соплей не вылезала, рыдала бы, а тебе хоть бы хны!
Вот насчет женского — это он меня уел…
Прапорщица вносит чайник и стаканы в подстаканниках. Кочет ее отстраняет, выходя.
— Вы же чаю хотели.
— Спасибо, меня уже… напоили.
А я еще долго ломаю голову, зачем он ко мне приходил. И только через несколько дней мне предстоит понять — это он со мной прощался…
Глава одиннадцатая
ЗИНОВИЙ
В тот вечер на Сомово ложится первый снег…
Город светел и тих, как в детском сне.
Крупные хлопья медлено падают с небес.
Патрульный Ленчик, послав напарника за пивком, стоит на площади у своего ментовского «жигуля» и, сняв шапку и задрав голову, ловит снежинки губами.
Со стороны московской трассы, пофыркивая движком, выкатывается помятый, с битой фарой мотоцикл «судзуки». На нем восседает какой-то тип, в шерстяной маске с прорезями для глаз, собачьей меховушке, напяленной поверх драного свитера, в унтах. На багажнике рюкзак со спальником и притороченные рога северного оленя.
Приезжий сворачивает к мэрии, глушит мотор и сдирает маску с обветренной красной морды, обросшей почти белой бороденкой.
— Ты что, меня уже и узнавать не собираешься, Ленька?..
— Откуда ты взялся, Зюнь? Где тебя черти столько носили? Ты куда ездил?
— Туда и наоборот… И опять же — наоборот и туда же… Помолчи! — Он сильно вдыхает воздух. — Чуешь?
— Что?
— Я только теперь узнал, Ленька: у каждого города в России свой запах. Но наш лучше всех… А как тут мой Григорий Зиновьевич? Где он сейчас?
— Гришка? Сейчас? А при Гаше, конечно… При Агриппине Ивановне…
— Ну, раз при Гаше, значит, все о’кей!
Зюнька отвязывает и снимает с багажника лопатистые рога и направляется в мэрию.
— Зюнь, ты куда?
— К Лизавете заскочу, рожки заброшу… на служебную вешалку.
— Ты что? Ничего не знаешь?
— А что мне знать? Я втихую Сереге Лыкову на ментовку два раза дозванивался, когда было откуда… и на что. Я не во все врубался, но мои вроде поуспокоились. Дед слинял. У Лизаветы процесс пошел. Гришка у нее. А что мне еще надо? Все путем.
— Не торопись… со своими рогами. Нету там Лизаветы.
— Подожду.
— Долго ждать придется, Зюня.
Через несколько минут ошарашенный известиями от Ленчика Зиновий уже на нашем подворье. Совершенно счастливый Гришка сидит на мотоцикле в мощном шлеме Зиновия и восторженно вопит, изображая гонщика. Зиновий, подбрасывая снежок, сидит на ступеньках крыльца.
— Папка приехал! Ура-а-а! А я знал, знал… Он приедет! Папка приехал! Ф-р-р-р…
Гаша выносит на подносике рюмку наливки.
— Прими… С приездом…
Зюнька не глядя пьет, закусывает снежком и сплевывает:
— Вот оно как у вас тут все повернулось.
— Да уж повернулось, Зиновий, повернулось.
— Ну ладно… Спасибо тебе, Агриппина Ивановна, но Григория я у тебя заберу. У меня же своя хата есть. Сегодня же… сейчас…