— Где он это носил? — интересуется Степан Иваныч.
Касаткин выдергивает шило и швыряет в стенку. Оно вибрирует и звенит.
— За шкиркой. Там у него такой карманчик был.
— Похоже, что он и Чуньку вот так, — замечает Лыков.
— Да, еще больше похоже, что меня то же самое ждало… в не очень отдаленном будущем, — замечает Зиновий. — Уволокли бы куда подальше… И лежал бы я где-нибудь в пруду в бетонных тапочках… Не иначе… А я-то дурак дураком… Думал, мне все простилось. Как он орал, а? Когда мой голос узнал?
— Такие не прощают… Ничего…
— А что, если дед от нас смоется? Тут атомной бомбы не надо будет — всех сметет. Да и без него сметут, если пронюхают.
— Ну и что дальше? — смотрит на Касаткина Серега. — С фонарем это ты грамотно провернул… Что значит — профессия… Твое слово, каплей…
— Почему только мое? Наше… Нальем?
— Можно.
Они выпивают по рюмке.
— Мужики, а ведь у нас банда, — вдруг делает открытие Зюнька.
— Организация! — строго поправляет его Степан Иваныч.
До утра еще черт знает сколько времени, а Захар Кочет уже в фирме у Серафимы. Ходит раздраженно туда-сюда.
— Где же он? Черт бы тебя!
— А я откуда знаю? И вообще я ни хрена не понимаю! Ты чего приперся? Почему как губернатор не телишься? У тебя же менты, прокуратура, сыскари, фээсбэ! Черт! Дьявол! Человек пропал!
— А ты еще считаешь его человеком?
— Захар! Не заводи меня… Ты меня знаешь…
— Успокойся. Ну не могу я ничего включать. Кто он? И кто я? Чего это безупречный кандидат в губернаторы так возбудился? Из-за какого-то полусгнившего старикашки… Ну а архивы копнут… А ведь копнут… А оттуда такое полезет…
— Ты же их чистил. Ты же обещал мне, когда в первый раз ко мне под юбку полез!
— Всего не вычистишь. Слушай, а если просто деньги? Ну, уперли его какие-нибудь горные орлы? Они всегда знают, кого трясти… Близких родственников… Он отец, ты дочь…
— Тогда чего они молчат? Молчат чего?
— На нервах играют… На перепуг берут… Страху нагоняют… Чем больше страху — тем больше цифра.
— А если нет, Захар? Если нет? Он же не просто так, он в авторитете. Свои на своих не прут.
— Тогда кто же его?! Кто?
— А я откуда знаю? Он же в Москве с лета торчал… С кем спутался? На кого наехал? У него же никакой меры нету! Уголовное рыло!
— А если он уже заговорил?
А он и заговорил.
Сидит на топчане в бывшем машинном отделении, одной рукой ест кашу из миски, которую держит перед ним Степан Иваныч. Вторая прикована наручниками к трубе. У противоположной стены стоит голый стол, за которым сидят Касаткин, Зиновий, Лыков.
— А каша у тебя говно, Степан.
— Какая есть. В гальюн сводить?
— Позже…
…Степан занимает свое место за столом.
Старец разглядывает их не без неожиданного интереса.
— Ну и что все это обозначает?
— Это обозначает, Фрол Максимыч, что мы тебя судить будем. Не боись, все по процедуре… Допросы, следственные эксперименты, суд, приговор… — объясняет Лыков.
— Добровольцы, значит… Раз державный суд за всю жизнь меня не ущучил, вам зачесалось.
— Похоже, что так.
— Доиграетесь ведь, Серега. С системой государственности в такие игры только придурки играются… Ну и что вам от меня надо?
— Начнем с обстоятельств смерти Чугунова Николая, то есть Чуни.
— Не торопись, Лыков. По процедуре так по процедуре. Я официально заявляю, что тут нарушаются мои законные права как человека и гражданина… И заявляю всему составу вашего суда полный отлуп, то есть отвод, потому как каждый из вас полный самозванец и, пользуясь моим беспомощным положением, сводит со мной свои личные счеты. И у меня вызывают серьезные сомнения ваши моральные качества.
— Дед, ну ты даешь!
— А ты заткнись, внучек. До тебя еще очередь дойдет. Ну, вот наш замечательный шериф Сергей Петрович Лыков… Он же мне никогда простить не сможет, что это именно я из него, дембеля голоштанного, человека делал. Он же в слове «еще» четыре ошибки делал… «Исчо!»… А я его в школу милиции…
— Было, Лыков? — спрашивает Касаткин.
— Было.
— Да только ли это? Я ему каждый год на ремонт его ментовского гадюшника отстегивал… Половина мотоциклетов с колясками на мои куплена… Я ж тебе в горотдел даже глобус дарил… Обратной стороны Луны… Кредит тебе на домушечко… Безвозвратный… И все-то он у нас ведал, Лыков-то, что в городе деется, только помалкивал да вовремя отворачивался. Чего ж теперь ты завелся, майор? Погоны сняли? Безгрешный ты мой…