Лопается доска в заборе, хрустят кусты за нашей спиной, лыковские пацаны в бронежилетах в один миг отгораживают нас от этого вторжения. Я понимаю, что этой стерве сейчас отвесят так, что мало не покажется.
— Отставить, мальчики… Это моя знакомая… Обычно не кусается… — говорю я как можно спокойнее.
Журналистка ни на миг не дрогнула лицом — она и не в таких переделках бывала.
Более того, эта шимпанзюка картинно озирается, деланно не замечая нас, и вопрошает:
— Ну и где здесь эта недоделанная Жанна д’Арк в лаптях? Мать Тереза? Шиза несчастная?
— Долли… Какого черта?! — не выдержав, ору я.
— Минуточку…
Отступив, она снимает нас со вспышкой. А мы все еще стоим в обнимку.
— Ну и что нам теперь делать? — со смешком целует он меня под ухо.
— Да плевала я на них, — шепчу я ему. — Тащите меня в кустики, губернатор!
Глава четвертая
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА
Если рассматривать журналистку и издательницу Долорес Кирпичникову (она же Долли) аналитически, то нужно признать, что она целиком и полностью создание искусственное. Не естественное, во всяком случае. Долли есть продукт, созданный многолетними усилиями массажистов, косметологов, пластических хирургов и еще черт знает кого. Кстати, никто не знает, сколько ей в действительности лет. Я тоже.
В прошлом году она смотрелась лет на сорок, но в нынешнем сильно помолодела.
Ходят слухи, что она вбухала дикие деньги в формирование новой задницы (прежняя была грузновата и несколько грушеобразна), талии и, главное, грудей, прошила личико некими золотыми микронитями и нынче со своей упругой попочкой, утянутая в широкий пояс как оса, с молодыми грудками смотрится как только что покинувшая журфак МГУ дипломница. Выдают ее, конечно, глаза, опытные и умудреннные, как у старой какадушки, но она их отработанно прячет за линзами темно-синего, искусно подобранного оттенка.
Ну, это я, конечно, перебираю.
Потому как зла не хватает на эту проныру.
Если честно, в бытность мою в корпорации «Т» она меня не раз мощно и опытно выручала. Не задаром, конечно. Каждый месяц Белла Львовна втихую вручает ей пухленькие конвертики.
Но нынче она свалилась на меня как черт из форточки. И я сразу настораживаюсь — у Долорес не бывает ничего случайного.
В общем, наутро эта потасканная юница наворачивает на веранде Гашины блинцы со сметаной, а я нехотя прихлебываю чай и раздумываю над тем, какого черта ей от меня надо.
А она блаженно ехидничает:
— Ну, мать, ты даешь! Вся Москва считает, что прекрасная Лиз безвозвратно сгинула в этой черной дыре, а она себе мужика оторвала! Да еще какого! Это же сам Лазарев. Он же популярней любого актера. Мне на журнал мешками от писюх письма идут.
— Откуда ты взялась, Долли?
— Да гоняла тут… Фазенды снимала для журнала… Их по всей Волге нагородили… Замки Броуди! Чуть ли не из каррарских мраморов и ливанских кедров! Выпендриваются, кто круче… Ну а потом подумала: как же тебя мимо? Тем более ночь — по темени в Москву пилить. А у тебя тут, оказывается, кайф… Лепота… тишина… птички… Вот мне бы так жить!
— Попробуй.
— Не… Я дитя асфальта.
— Патлы бы тебе выдрать, дитя!
— Да брось ты! Ну улетел на своей молотилке… Ну вернется… А как же у вас будет-то? Он там в своем губернаторстве, ты тут… Хотя, знаешь, сейчас это модно — семейная жизнь на дистанции! Встречи-расставания! Ну а уж с сексом в этом разе — никаких проблем. Вулканический эффект! И никакой скуки. Медицинский факт!
Я врезаю ей с ходу, в ледяной ярости, шепотком, но бесповоротно:
— Не трогай, Долли! Этого не трогай. Это только мое. И только его. Наше. И этого я никому не отдам!
Первый раз я вижу ее потрясенной. У нее даже новое личико покрывается багровыми пятнами:
— Так это что? Серьезно? Господи! Лизка… Да ты его по правде, что ли, любишь? Без дураков?
А я не знаю, что мне с нею делать…
Вышибить — неприлично…
Оставить?
Так она потом в своем журнальчике такое про нас с Алексеем выдаст — не отмоешься…
Не ко времени она у меня и не к месту, потому как я вся там, с Лазаревым.
Карловна уже мне успела сказать:
— Этот человек спустился к нам со своих административных небес очень вовремя, Лиз. Как Зевес к своей богине. Он несет функцию нашего спасения. И если вертолет — это есть машина, то мы имеем нашего бога из машины.
Но я почему-то подозреваю, что вламывать он там кое-коему будет совсем не по-божески.