Нашими вещами – и что это были за вещи! – занималась всего одна женщина, миссис Оверхолс, без помощи электрических стиральных машин или утюгов. У нее была стиральная доска, три ванны, пресс и маленькая печка, на которой стояли утюги разного веса. Печку топили дровами либо углем.
Миссис Оверхолс была жизнерадостной, здоровой, душевной женщиной и прирожденной хозяйкой. Она приходила и весь день стирала нашу одежду, а потом возвращалась поздно вечером домой и заканчивала работу на своей ферме. У нее было несколько детей. Она научила меня стирать и гладить, и, хотя мне не разрешали прикасаться к более деликатным вещам, носовые платки, салфетки и полотенца часто выпадали на мой жребий, и мне нравилось проводить время с этой веселой женщиной.
Пусси обладала нежной творческой натурой, поэтому бывали дни, когда я шла к Мод за утешением, потому что Пусси ни с кем не хотела разговаривать. Постепенно я приняла эту часть ее характера и была благодарна за все прекрасное, что Пусси сделала, терпеливо ожидая, пока пройдет очередной шторм.
Однажды летом она взяла меня и гувернантку на остров Нантакет на пару дней – это была увлекательная поездка для ребенка, который никуда не ездил, кроме как вверх и вниз по Гудзону. Через несколько дней, думаю, тете стало с нами скучно. Она уехала, а у гувернантки не хватило денег, чтобы отвезти нас домой. Пусси совсем забыла про нас и в конце концов обратилась к бабушке, которая прислала достаточно денег, чтобы оплатить счета и отвезти нас домой.
Когда мои молодые тети и дяди куда-нибудь уезжали, я оставалась совсем одна. Это одиночество выработало у меня привычку брать книгу с собой в поле или лес и, сидя или лежа в тени дерева, совсем забывать о времени. Никто не пытался контролировать, что я читаю, хотя однажды, когда я наткнулась на книгу, которую не могла понять, и начала задавать людям сложные вопросы, она неожиданно исчезла. Это случилось с диккенсовским романом «Холодный дом». Я целыми днями за ним охотилась.
Бабушка настаивала на определенных вещах. По воскресеньям я не могла читать те книги, которые читала в будние дни. По воскресеньям мне приходилось давать уроки маленькой дочери кучера. Я задавала ей учить стихи, слушала, как она их рассказывает, а затем проверяла, как она запомнила гимны и краткие молитвы, а также катехизис. И мне самой надо было выучить все это и рассказать бабушке.
Каждое воскресенье ко входу подъезжала большая «Виктория», и мы ехали в церковь. Обычно я сидела на маленьком сиденье напротив бабушки. Дорога длиной в шесть с половиной километров казалась мне слишком длинной, и меня почти всегда укачивало еще до того, как мы добирались до церкви, как и на обратном пути.
В воскресенье мне нельзя было играть в игры, а по вечерам нас все еще ждал холодный ужин, хотя мы и не соблюдали дедушкино правило холодного приема пищи в середине дня.
Мадлен действительно удалось научить меня шить. Я подрубила бесчисленное множество кухонных полотенец и заштопала нескончаемое количество чулок. Мадлен неоднократно доводила меня до слез, потому что я безумно ее боялась. Раньше мне нравилось кататься по заросшей мхом крыше нашего ледника, и мои белоснежные подштанники покрывались зеленью. Я ходила к бабушке до того, как пойти к Мадлен, зная, что бабушка будет меньше ругаться.
Мне не разрешалось читать в постели до завтрака, но поскольку летом я просыпалась в пять часов почти каждое утро и была, боюсь, весьма своевольным ребенком, то обычно прятала книжку под матрасом. Горе мне, когда Мадлен ловила меня за чтением!
Уже и не помню, почему ее так боялась. Оглядываясь назад, я осознаю, что это выглядит нелепо, но даже бабушка не знала о моем страхе, пока в четырнадцать лет я, всхлипывая, не призналась ей, когда мы гуляли по лесу. Каким же глупым это все кажется сегодня.
В те дни я отчаянно желала нескольких вещей. Помню, когда мне было около двенадцати, мистер Генри Слоан предложил отправиться в путешествие на запад с его дочерью Джесси. Я этого очень хотела, потому что Джесси мне нравилась и я мечтала о путешествиях. Но бабушка была непреклонна и не отпускала меня. Она это никак не объяснила. Достаточно было того, что она не считала это мудрым решением. Она так часто говорила нет, что я научилась жить под девизом «на самом деле мне этого не хочется», чтобы снова не сталкиваться с отказами и не испытывать разочарований.