Финн чувствовал ее тепло. Женщина стояла лишь в футе от него. Он мог бы дотронуться до нее, если бы захотел.
— Должна сказать, — продолжила она, не дождавшись никакой реакции, — что вы тоже меня напугали. Я думала, что вы — конюх, явившийся, чтобы изнасиловать меня. — И она засмеялась. Ее смех был звонким и мелодичным, напомнившим о фешенебельных гостиных Белгравии и совершенно неуместным в конюшне итальянской придорожной гостиницы.
— А если бы я действительно был им? — спросил Финн и сам не узнал свой голос, неожиданно ставший низким и бархатистым.
Еще один смешок.
— Тогда мне пришлось бы стукнуть вас по голове. Хотя вы такой высокий, что с этим могли возникнуть проблемы.
Полагаю, пришлось бы подняться на несколько ступенек лестницы.
Звук ее голоса опять стих. Финн слышал, как дождь барабанит по крыше — он действительно стал сильнее и усиливался с каждой минутой. Непогода, слегка передохнув, снова готовилась проявить свой вздорный характер. Или она решила задержать их вдвоем в темной конюшне? Лошадь за спиной Финна нервно переступала ногами в стойле, но что она хотела выразить, поощрение или неодобрение, сказать было невозможно.
— Леди Морли, — повторил Финн. — Какого дьявола вы здесь делаете?
Она пошевелилась:
— Я же вам все объяснила. Я вышла, чтобы немного прогуляться, подышать свежим воздухом. И в темноте заблудилась, перепутала вход в гостиницу и вход в конюшню.
Она лгала, и это было очевидно даже лошадям. Финн понимал, что она лжет, и Александра чувствовала, что он это знает. Но что он мог сделать? Он не мог обвинить ее во лжи, поскольку это было бы равносильно обвинению в убийстве, если не хуже. Поэтому они стояли молча, друг против друга, а между ними, словно маленькая комнатная собачка, притаилась ложь. Финн испустил громкий тяжелый вздох, осознав, что, вероятнее всего, так никогда и не узнает, какого черта леди Александра Морли делала ночью в грязной тосканской конюшне в непосредственной близости от физического воплощения дела всей его жизни.
— Мистер Берк, я вас чем-то обидела? — Теперь ее голос был тихим и подавленным.
Проклятие! Это уже слишком! Она уже слишком. Ее ум, красота и страстность, слабый, едва уловимый аромат лилий, исходящий от ее кожи, опьяняющий без вина. Он никогда не умел разговаривать с женщинами, никогда не чувствовал себя самим собой, находясь рядом с ними. Для него они были как некий чужеземный вид, шифр, к которому у него не было ключа. Финн почувствовал, что вот-вот начнет заикаться, и титаническим усилием взял себя в руки.
— Мистер Берк! — снова сказала Александра, и Финну показалось, что он почувствовал тепло ее дыхания, коснувшееся шеи.
— Нет, конечно, вы меня не обидели, — хрипло выговорил он.
— Тогда окажите любезность, проводите меня до гостиницы.
Финн колебался какую-то долю секунды. Ее общество будоражило его, заставляло волноваться, но отказаться от него, отведя ее в гостиницу, он все же не мог.
— Конечно, но…
— Но? О чем вы, мистер Берк?
Финн понизил голос:
— Но не раньше, чем вы удовлетворите мое любопытство по одному вопросу.
Она слегка отпрянула:
— Любопытство противоречит вежливости, мистер Берк.
— Ну, меня, как правило, не волнуют подобные соображения.
Берк чувствовал, что что-то в ее ответе — едва заметная дрожь, налет смущения, оттенок неловкости — придавало ему уверенность. Он наклонил голову и, почти касаясь губами волос на ее макушке, прошептал:
— Скажите, леди Морли, что на самом деле вы делаете в Италии.
Она не отшатнулась.
— Я же говорила, мистер Берк. У нас своего рода образовательная поездка. Мы собираемся учиться.
— Удивительное совпадение.
— Совершенно с вами согласна.
— И кто бы мог ожидать подобного именно от вас? Ведь вы — одна из виднейших представительниц лондонского высшего общества.
Он глубоко вдохнул аромат ее волос, испытал острое наслаждение, ощутив тепло ее тела. Даже не глядя, он знал, что ее груди сейчас касаются его пальто.
— Вы хорошо информированы.
— Почему, спросил я себя, такая женщина отказывается от привычной жизни, друзей и поклонников ради сомнительного удовольствия ночевать в грязных гостиницах. — Теперь Финн говорил шепотом, его голос очаровывал, пленял, лишал воли.