Посмотрев на носки домашних туфель, она отрицательно покачала головой.
Она откинулась на спинку кресла, когда он вдруг встал на колено и подал ей эмалированный наперсток, который она выронила.
— Вы уронили вот это, — сказал вежливым тоном виконт.
Все у нее внутри упало, когда он взял ее руку, открыл ладонь и вложил в нее наперсток. Сжав ей ладонь в кулак, он накрыл его своей рукой. Эта рука была теплой. Еще никто из мужчин так не дотрагивался до нее. Никто не показывал ни малейшего желания быть рядом с ней. Лайза пришла в замешательство. Неужели все мужчины так навязчивы, пытаясь соблазнить женщин?
Она отдернула руку. Это ее движение ему следовало бы расценить как предупреждение соблюдать дистанцию между ними. Но он этого не сделал.
Он приблизился к ней, и она почувствовала теплоту его тела. Слава Богу, что он ничего не говорил, не пытался вновь схватить ее руку — ведь и она не железная! Она отчетливо чувствовала, как в ней усиливается желание близости с ним.
— Я никогда еще не встречал таких робких и застенчивых девушек, как вы, мисс Лайза, — сказал ей виконт.
Лайза мельком взглянула на него и уставилась на свои руки. Она опять пришла в замешательство, даже от этого мимолетного взгляда. Но она однозначно не доверяла ему. Она знала, куда смотрят его глаза. Они изучали ее рот, ее губы. Если она срочно не придумает, что сделать, он поцелует ее или захочет еще чего-то большего.
— Вы не ездили на охоту, — полуутвердительно сказала Лайза, обращаясь к виконту, чтобы прервать это опасное молчание.
— И вы тоже не ездили.
Начав разговор с ним, она положила вышивальные пяльцы на подол юбки. Он вдруг дотронулся до ее вышивания, которое лежало рядом с запретным место. И она сразу покраснела от стыда. Она отвела взгляд, посмотрела на тлеющие угли в камине, но он не отодвинул руки.
Он пальцем провел по рисунку, который был намечен на наволочке, вставленной в пяльцы. Когда он так водил им по листьям и гирляндам, нарисованным на ткани, он слегка надавливал на них и старался ощутить ее тело. Она еще больше покраснела, попыталась встать; его рука вдруг соскользнула и коснулась ее живота, как раз под грудью. Вышивание упало, когда она откинулась на спинку кресла, отпрянув от его прикосновения.
— Не убегайте, — сказал он нежно. — Вы такая недотрога.
С точки зрения благоразумной Лайзы, она должна была бы сразу же прекратить эти его «штучки», она должна была бы закричать: «Что вы такое себе позволяете?» Однако ее женское существо приказывало ей молчать и принять весь тот ужас наслаждения, которое он ей доставлял, и Лайза молчала и принимала…
А он и не думал убирать свою руку, которая была сейчас расположена под ее грудью. Она делала слабые попытки освободиться, но он нежно удерживал ее. Однако он не пытался сделать еще что-то, и в таком положении они оставались какое-то время.
И наконец он произнес:
— Боже мой, мисс Эллиот, дорогая мисс Лайза, как вам удается полностью овладевать моей душой, вот так, спокойно сидя здесь в комнате, с вашим вышиванием?
Лайза старалась избежать его пристального взгляда, но ей этого не удалось. Она увидела, что на нее смотрел страстно жаждущий ее, снявший маску аристократа мужчина. Исчезли его светские хладнокровие и высокомерие. В его глазах было необоримое желание владеть ею.
— Я внушаю вам страх?
Она утвердительно покачала головой.
— Однако я собираюсь испугать вас еще больше…
Его рука сдвинулась, она не успела ничего понять, как рука скользнула дальше, и он обнял ее грудь. Она попыталась оттолкнуть его, но он свободной рукой удерживал ее, в то время как его другая рука оставалась у нее на груди. Она старалась не дышать: каждый ее вздох побуждал его руку к движениям.
— Не бойтесь, — шептал он. — Послушайте меня, дорогая Лайза.
И он прочитал ей стихи:
Она была как призрак наслажденья,
Впервые промелькнув передо мной,
Ниспосланное мне прелестное виденье
В обличье девушки земной.
Она почувствовала, что от его руки исходит жар.
— Виденье? — тихо переспросила Лайза.
— Нет, реальность… — прошептал виконт.
Услышав это, Лайза широко раскрыла глаза, ей стало трудно дышать. Он это заметил и улыбнулся, затем приблизил свое лицо к ее лицу так близко, что мог уже поцеловать ее, и вдруг неожиданно спросил:
— Вы говорите по-французски, моя чудесная мисс Лайза?
Она совершила ошибку, кивнув головой. Ее рот оказался возле его рта. Языком он дотронулся до ее губ, но тут же отступил, прежде чем она смогла что-либо возразить.
— Ну хорошо, послушайте, — тихо сказал он по-французски, приблизившись к ее уху и щекой касаясь ее щеки. Он начал было читать стихи по-французски, но затем перешел на английский.
Она открыла мне блаженство рая,
Откинувшись назад, сказала «да»,
Забыв, что непорочна и горда,
Совокуплением со мною наслаждаясь…
Он читал ей эти интимные стихи, жарко дыша в самое ухо, и она ощущала какое-то дотоле незнакомое ей чувство, сопровождавшееся звоном в ушах, трепетом и возбуждением; она вся словно онемела. Она была околдована, поражена незнакомыми ей чувствами и ощущениями.
Ее сознание помутилось, хотя где-то в глубине грыз червячок сомнения, не затягивает ли он ее в свои сети, домогаясь ее любви по заранее намеченному плану. Со всей отчетливостью она понимала одно: он сломал ее волю, она не может собрать свою силу воли, чтобы остановить его. Отказаться от этого пьянящего голоса, от тепла, исходящего от его тела, от прикосновения его руки, — такие жертвоприношения были невозможны. Она не могла и не хотела отказаться от его ласк, когда он начал шептать ей на ухо, прислоняясь к щеке, когда обхватил ладонью ее грудь.
— Вы знаете следующие строки? — спросил он.
Она не в силах была отвечать, но казалось, что он и не ждал ее ответа и продолжал о страстных движениях рук и ног, плавных и томных, как у лебедя, об обнаженной груди, как бы увенчанной ягодами виноградной лозы…
Когда он закончил последнюю строку, она пришла в себя, очнулась от этого дурманящего сна и обрушилась на него с упреками, требуя, чтобы он убрал свои руки с ее груди. Он покорился. Взявшись руками за пылающие щеки, она изумленно смотрела на него, как будто увидела впервые. Опершись на подлокотник кресла, он, улыбнувшись, сказал:
— Вы потрясены?
— Вам не следовало бы… женщины не могут… как это неприлично… дурно…
— Что же такого дурного в этих стихах? А-а, понятно. Ваша мама научила вас не слушать подобные вещи. А они ведь вполне естественны; на это можно посмотреть как на нормальные функции человека, и никто не может отказаться от того, что повелевает природа, — сказал он, а затем заговорщически наклонился к ней, оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь, и изображая мать Лайзы, проговорил чопорным тоном:
— У нас, женщин, нет ног, моя милая, у нас есть конечности.
Он так правдоподобно изобразил ее мать, что она, забывшись, засмеялась. В ответ на ее искренний смех он также улыбнулся неподдельной, честной и открытой улыбкой. Однако она тут же заставила себя не забывать, кем он является в действительности и в чем она его подозревает. Она поспешно схватила свое рукоделие, стараясь не заглядывать в его зеленые глаза.
— Я должна ехать в Уиллингхем. Мне нужно на примерку к портнихе, — сказала она дрожащим голосом, поправляя выбившиеся пряди волос.
Она была взволнована происшедшим, и это волнение выливалось в потоке слов, она не могла не говорить:
— Я стараюсь как-то помогать местным швеям. Им так нелегко зарабатывать себе на хлеб. Вы простите меня?
Виконт посмотрел на нее со скрытым упреком, будто хотел сказать ей, как дурно она поступает, покидая его. Он встал, приветствуя мать Лайзы, которая входила в комнату.