— Ты опять меня назвала так… Роланд, а не Хруодланд. Почему?..
И Гилни отвечала ему с той же легкой усмешкой.
— Человек, носящий твое имя, станет очень известен – о нем сложат красивые легенды и даже песнь. Его гибель будет сродни гибели давнего героя ваших преданий. Роланд тоже будет трубить в рог. В скзаниях он остался как Роланд, но истинное имя было сложным, но точно таким как у тебя — Хруодланд. Но сейчас давай не об этом…
Хотя… я знаю много о будущем. И я уже присмотрела себе человека, способного воспринять нашу с тобой историю. Назовём его Перципиент… или Восприниматель. И его пути познания еще почти не замутнены ложью и подлостью. Он остался еще ребенком в деле познания мира – хоть его бывшая девушка и попрекала его этим ребячеством…
Но смог бы ты отринуть вековую неприязнь к оркам, не будь сам в душе ребенком – чистым и самоотверженным? Идущим по зову души, которого людские наветы (и книжные догмы) могут лишь на время сбить с пути, но не отвратить помыслы от истины…
— Надо как-то оформить нашу повесть… — сказал вдруг Хруодланд, спохватившись. — Впрочем… я не понимаю. Если наш материальный носитель, вот эта бумага, не сохранится во тьме веков – как же ты сможешь передать изложение нашей с тобой истории?
— Да, Роланд. В этом и есть самая трудность. Видимо ему, нашему Воспринимателю из будущего, придётся всё ловить на лету, воспринимать последнюю историю Средиземья на уровне чувств и мечтаний.
— Ты сказала «последнюю» историю Средиземья?
— Вполне может так статься… Ибо крах привычного нам мира не за горами, — строго ответила Гилни. — И оттого особенно важно, чтобы история твоей любви ко мне, представительнице векового «ужаса» Средиземья, дошла до будущих поколений, которые забудут всё… Разве что возродится как будто выдуманная летопись в виде почти сказочных преданий. Везде орки — неисправимо злые. Но ведь я не такая! Тем более важно, чтобы я, орка, сохранилась в нашей последней истории из гибнущего Средиземья! Об орках написано так много плохого, что хотя бы одна история о хорошей орке — о нашей любви — должна передаться сквозь толщу тысячелетий!
— Многое может исказиться. Если вообще может ему передаться, — возразил Хруодланд.
— Что ж, Ролли, отдохни, — и его черная гостья стремительно встала со стула и покинула комнату.
Хруодланд, задумавшись над тем, почему она назвала его Ролли, встал со своего места: «Она так спешила, что я не успел даже спросить, могу ли я ее проводить?». Он взглянул в окно: уже стояли серые сумерки. Темная фигурка, закутанная в короткий плащ с накинутым капюшоном, стремительно приближалась к сторожевой вышке. До наступления ночи вход и выход из их поселения свободен. Но едва только пробьёт восемь вечера, как стражники закроют тяжелые ворота, сколоченные из толстых елей.
Гилни успела как раз вовремя. За ее спиной четверо стражников потянули неповоротливые створки ворот – по двое с каждой стороны. Вот лязгнул на всю округу железный затвор, и военно-торговая фактория погрузилась в ночь, которая сейчас, в середине мая наступала одновременно с закрытием ворот…
«Надо же, май, а еще холодно», — с неприязнью подумал Хруодланд. — Он пережил первую в этом далёком восточном краю зиму — и как признался одному из офицеров фактории: «Я нигде не видел такой зимы!» Судя по картам (и да и по времени захода солнца тоже) здесь та же широта, что и на Северо-Западе! Но те земли находятся в несравненно более мягких условиях!
Работа инспектора почтовой службы состоит из частых разъездов. И он еще не успел обзавестись семьей. Так случилось, что сейчас, когда иные более проворные его сверстники уже примеривают своих детей к поступлению в университеты, он наконец встретил ту, что осветила его сердце своей звездной высью… Да, он видел при мысли о ней темное ночное небо и редкие звезды… Хотя не должен был того видеть — ибо она не из Дивного народа.
Более того, Гилни не происходила из людей даже самого невзрачного пошиба вроде истерлингов… Она была оркой! И сейчас умчалась в свои горы за лесом, где была укрыта орочья деревенька. Да, орки еще жили здесь, на дикой восточной окраине Средиземья! Военный гарнизон был больше озабочен самовыживанием, чтоб как можно быстрее и без особых происшествий отмотать срок службы (обычно четыре года для офицеров) и вернуться на благоустроенный Запад целыми и невредимыми. Поэтому особых зачисток территории они не делали – а орки их не беспокоили.