Тогда он поцеловал меня, так как мы думали, что один из нас или оба мы в ту ночь умрем, и этот поцелуй отдавал тем же отчаянием. Если это была всего лишь иллюзия, то хорошая, и я приняла ее.
Когда поцелуй закончился, Дэвид посмотрел на меня сверху вниз, ласково улыбаясь, ведя большим пальцем по моей нижней губе.
– Похоже, самое время для помпезного чествования, – сказал он, и я резко втянула сквозь зубы воздух.
Это была наша старая шутка – использование слов, в которых мы ошибались на конкурсах по орфографии, и я всего на минутку подумала, что, может, я неправа, и передо мной действительно он. Он выглядел, как Дэвид, от него пахло, как от Дэвида, и теперь он шутил, как Дэвид. В тот момент мне вдруг до боли захотелось, чтобы он был Дэвидом.
Хуже не придумаешь. Признать, что на самом деле после всего этого, после попыток найти его и прекратить нараставшее в нем безумие, вызванное сущностью оракула в нем, я хочу снова видеть его. По какой-то причине было очень трудно признать, что всем этим двигала во мне девчонка, а не паладин.
Подняв голову, я вгляделась в лицо Дэвида. Это было лицо, которое я вроде как видела всю свою жизнь, и мысль о том, что я никогда больше его не увижу, была для меня нестерпима.
– Как жаль, что мы столько времени потратили на ненависть друг к другу, – сказала я, и он снова засмеялся. Это был его смех, его глаза, его веснушки, рассыпанные по носу, даже если на самом деле это был не Дэвид.
– У меня никогда не было к тебе ненависти, – тихо проговорил он, и я улыбнулась, невзирая на разбитое сердце. Если это не настоящий Дэвид, разве не осталась в нем какая-то его часть? Не создает ли он каким-то путем образ себя прежнего? Я, пожалуй, на это надеялась.
– О, а я реально тебя ненавидела, – сказала я. – Ничуть не притворялась.
Он вроде как фыркнул, выражая пренебрежение – я тысячу раз слышала этот звук и подумала, услышу ли я его когда-нибудь еще после сегодняшнего дня.
Потом Дэвид наклонил голову, и на секунду я подумала, что он собирается снова меня поцеловать. Я без всяких сомнений этого хотела.
Но вместо этого он посмотрел мне в глаза и пробормотал:
– Оставь меня здесь, Харпер.
– Это настоящий ты? – спросила я, и он снова вздохнул, и уголки его рта быстро опустились. Еще одно знакомое выражение лица, от которого в груди у меня заболело.
– Это имеет значение? – спросил он, и я попятилась, в голове начало проясняться.
Приятно было поверить в это на некоторое время, но я не могла продолжать притворяться, как бы я ни хотела. Это был еще один отвлекающий маневр, и хотя я не знала, как он это делает, я поняла, что не могу больше ему поддаваться.
– Да, – ответила я, и теперь нас разделяли добрых два шага. – Потому что я не могу просто уйти отсюда и сделать вид, что попрощалась с настоящим тобой, когда ты реальный все еще здесь.
На переносице Дэвида возникла морщинка.
– Харпер, не лучше ли тебе запомнить меня таким? – спросил он, и знаете, мне захотелось сказать «да». Я хотела поцеловать его еще один раз и не сталкиваться с тем, что могло ждать меня в этой пещере.
Но я была не такой – ни как паладин, ни как человек.
– Я не могу, – сказала я, и его морщинка обозначилась резче. Он как будто замерцал на секунду, и я вдруг поняла, что вижу стену пещеры позади него. Сквозь него.
– Это все, что осталось от меня, Харпер, – произнес он слабым голосом. – То, что ждет тебя дальше… это больше не я.
В глазах у меня защипало от непролитых слез. Я верила ему, что этот его… образ, или как там это называется, был последним, умирающим остатком Дэвида, прощавшимся со мной. Может, потому, что он любил меня, может, потому – что не хотел, чтобы я остановила оракула.
Зная Дэвида, тут, вероятно, было понемногу того и другого.
– Я не могу, – повторила я. А потом, тверже: – Я этого не сделаю.
С этими словами я подняла упавший меч, а потом шагнула вперед, двигаясь сквозь него, а он в этот момент исчез окончательно.
Высоко держа голову, я направилась к узкой расщелине в дальней стене пещеры. Чем дальше я шла, тем ярче делался проход, и на мгновение я подумала, нет ли в потолке дыры насквозь, к небу, как в другой ее части. Но потом я поняла, что нет, свет идет не сверху, но его источник передо мной. И это было не мягкое желтое сияние солнца, но яркое, неестественное золото, какое не раз лилось при мне из глаз Дэвида. По обрывкам воспоминаний я восстановила его образ и постаралась убедить себя, что готова ко всему, что увижу в конце этого прохода.
Я ошиблась.
Узкий проход привел в другое, большее пространство, такое высокое, что потолок терялся во мраке, несмотря на свет.
Дэвид – настоящий Дэвид – сидел в центре этого помещения. В обтрепанной и грязной одежде, футболка и джинсы на коленях изорваны. По-моему, он был в том же самом, в чем уехал в ту ночь из Пайн-Гроува, и почему-то это показалось мне печальнее всего. Что он пережил с той ночи? Что с ним случилось?