— А почему его уволили? — поинтересовалась Мери.
Аманда пожала плечами и звонко рассмеялась:
— Думаю, слишком уж он был строгий — такие мадам не нравятся! Представляете: вздумал упрекать мадам в легкомыслии, говорить, что, мол, вдове, да еще когда и году не прошло со смерти мужа, не пристало так себя вести!
— А вы-то сами что думаете по этому поводу?
Девушка пожеманилась, взгляд ее стал мечтательно-бархатистым, она покачалась на носках, заложив руки за спину, и наконец произнесла:
— Я-то думаю, что мадам вольна делать что ей угодно, раз уж она так хорошо умеет снимать стружку со всяких там завистников и клеветников… А про себя скажу вот что: вы как сосед нравитесь мне куда больше, чем этот унылый зануда, вечно озабоченный своей репутацией и тем, как он выглядит!
— Понятно… — отозвалась Мери.
Она в мужском обличье явно пришлась по вкусу хорошенькой служанке. И теперь придется проявлять суровую сдержанность, умудряясь при этом щадить самолюбие девушки, — непростая задача! «Да ладно, — подумала она, — у каждой работы свои минусы! Ежели эта не преподнесет каких-нибудь более неприятных сюрпризов, то довольно скоро у меня все будет в таком порядке, что Сесили сможет гордиться мной!»
— А сколько лет мадам? — спросила она Аманду уже почти у двери в свое новое жилище.
— Ровно двадцать, а мне, кстати, семнадцать, да мы вроде бы на вид ровесники с вами…
— Вот еще одно основание для того, чтобы мы дружили и оказывали друг другу услуги, — любезно ответила на игривую улыбку служаночки Мери, прежде чем закрыть дверь.
Мери прыгнула на кровать и, покувыркавшись на ней, как ей всегда нравилось делать, испытала качество матраса. Затем, не прекращая восторгаться столь удачно подвернувшимся случаем, обошла всю свою маленькую вселенную.
Комната была очень красиво обставлена, хотя мебели в ней оказалось немного, только самое необходимое, а маленькая туалетная — устроена за ширмой, затянутой хлопчатобумажной тканью. Из окна, прорубленного почти на высоте стропил, видны были: вдали — дуврский порт, прямо внизу — окружавший особняк Эммы де Мортфонтен парк с воротами в конце аллеи, справа от аллеи — домик Джорджа, сторожа, с которым Аманда уже успела познакомить нового служащего.
Значит, их, людей, в чьи обязанности входит исполнение требований мадам Эммы де Мортфонтен, какими бы они ни были и когда бы ни возникли, стало отныне трое, — поняла Мери.
А назавтра ее отправили к портному, с чего, собственно, и начались ее университеты у Эммы, ничуть не напоминавшие то воспитание и образование, какие она получала в доме леди Рид.
6
Две недели спустя Мери было не узнать! Накормленная, ухоженная и хорошо одетая, она стала выглядеть совершенно иначе. Единственной сложностью в теперешней жизни личного секретаря мадам было то обстоятельство, что в благоприятных условиях внезапно расцвела его женственность. Но, к счастью, грудь пока оставалась более чем скромных размеров, да и те бугорки, что имелись, Мери тщательно прятала, утягиваясь полоской плотной ткани, заодно прихватывая этой повязкой нефритовый «глаз» и изумрудную саламандру Сесили.
Она пообещала себе никогда не расставаться с этими амулетами: с одним — поскольку он стал для нее символом того, от чего она сбежала в порыве ненависти и отвращения, с другим — потому что он был памятью о матери.
Эмма де Мортфонтен с каждым днем нравилась ей все больше — даже и притом, что некоторые аспекты личности новой хозяйки сбивали Мери с толку. Жертвой цинизма стал один из любовников Эммы, и Мери ужасно удивилась, открыв в ее речах, которые по нескромности выслушала от начала до конца, столько жестокости и бесчувственности. Да, Эмма де Мортфонтен двулична. Но кто бросит в нее камень? Мери-то сама — разве ангел? Ох, нет, это только мамочка так ее называла…
Хозяйка давала личному секретарю многочисленные поручения — в зависимости от настроения, желаний и нужд, и Мери исполняла их, держа в тайне и сохраняя верность своей госпоже, которая с каждым днем все больше ее очаровывала.
Да-да-да, с каждым днем Эмма нравилась ей все больше, и приходилось признать, что Мери пользовалась у молодой женщины взаимностью. Причем намного превышающей ту, что полагалась бы. Но то, что казалось нормальным Эмме, знающей Мери как юношу, та воспринимала совершенно иначе. Мери защищалась, пытаясь, как могла, убедить себя в том, что это стесняющее ее влечение не что иное, как дружеская симпатия. Ну, или чрезмерная признательность.