— До чего же мне наскучили мои любовники! — сообщила Эмма своему личному секретарю как-то вечерком, стоило одному из упомянутых персонажей откланяться. — Уж такие они жеманные и услужливые, так тщательно складывают свои панталоны и сорочки перед тем, как залезть в постель, а любовью занимаются — говорю же: просто тоска, да и только! Ни малейшей фантазии и ни на грош пикантности, да попросту — вкуса, точно так же, как и на кухне! Знаете, что я скажу вам, Мери Оливер? На самом деле главное, что меня в них раздражает, — они чересчур… англичане!
— Тогда зачем вы с ними занимаетесь любовью? — не скрывая любопытства, спросила Мери.
— Так вы же не выказываете никакого желания заменить их! — нервно откликнулась Эмма, а Мери только рот разинула от удивления.
— Но я тоже англичанин, — всего-то и нашла она что сказать после паузы, надеясь таким образом скрыть свои истинные чувства.
Уступить Эмме означало бы открыть ей свой пол и… и, следовательно, лживость. То есть, вполне возможно, потерять ее навсегда. А вот этого Мери меньше всего хотелось. Ей было вольготно в новой жизни, где к радости от того, что благодаря хорошему жалованью накапливаются сбережения, прибавлялось удовольствие от всего, что она делает, и от сообщничества с Эммой, приводившего в отчаяние Аманду, которая, правда, еще не потеряла надежды выйти за Мери Оливера замуж.
— Вы отличаетесь от других людей, Мери Оливер, и знаете это так же хорошо, как и я сама, — заявила Эмма. — В вас чувствуется постоянная готовность к мятежу. Нет, отнюдь не в поведении: в этом устремленном вдаль, словно вы всегда ищете возможности ускользнуть от всех, взгляде… И при этом вы, кажется, ни к чему и ни к кому всерьез не привязаны… Мы в этом похожи! Вот поэтому-то вы и нравитесь мне куда больше, чем все напудренные и напялившие парики фаты, вместе взятые: они и трахаются с таким видом, будто пьют шоколад… А женщинам нужно, чтобы на них иногда нападали, чтобы ими немножечко помыкали, чтобы ставили их в трудное положение, дорогой мой!.. Чтобы притворялись, будто их не замечают, подогревая тем самым интерес, чтобы прорывали их оборону — иначе придется чувствовать свою вину, когда сдашься… В общем, чтобы нас брали как шлюх, не забывая при этом, что мы — дамы!.. Именно так ведь вы завоевываете женщин, не правда ли, Мери Оливер? — Она настаивала на ответе, как бы нечаянно положив ухоженную свою руку на бедро личного секретаря.
Мери, сердце которой готово было выскочить из груди, взяла эту руку и поднесла к губам.
— Увы, — принялась врать она, — увы, я ведь только что сказал вам, что тоже англичанин. И мне нужно время на то, чтобы решиться сделать что-то даже тогда, когда другие не упустят случая получить желаемое немедленно.
— Ох, Мери Оливер, выходит, я знаю вас лучше, чем вы сами! Ладно, придет день, когда я-то и впрямь получу все желаемое, именно такой день, какого я хочу, — усмехнулась Эмма: ее глаза горели вожделением, а улыбка выглядела плотоядной. — Я всегда получаю все, что пожелается, мой дорогой! Это просто вопрос времени…
— Тогда позвольте, мадам, мне выбрать его… — пробормотала Мери уже на пути к выходу. — А пока мне нужно отправить одно из ваших писем…
— Идите-идите, гадкий мальчишка! — Эмма смеялась, притворно надувая губки. Она-то была уверена, что рано или поздно личный секретарь бросится к ее ногам. — Только не забудьте, что нынче вечером вы окажетесь в полном распоряжении моих подруг!
Так оно и вышло! Стоило этим дамам рассесться в своих пышных юбках — настоящий цветник! — по кушеткам гостиной, как они тут же принялись наперебой строить глазки, хлопать ресничками, вытягивать губки, словно готовясь к сладострастному поцелую — и все это для того, чтобы поймать его в сети…
— Ах, не покидайте нас, Мери Оливер! — стонала леди Рутерфорт, грациозно протягивая руку за чашкой шоколада.
— О да, да! Вы такой забавник! — поддержала ее леди Бекэм, принимаясь без всякого зазрения совести уже за третий кусок лимонного кекса.
Все они были страшно растроганы судьбой бедного родственника Эммы — так им был представлен Мери Оливер. Сама же Эмма не уставала наблюдать за играми, в которые играли эти дамы благородного происхождения, и их манерами. Она уже давно пользовалась этим приемом, чтобы выгоднее себя подать, а главное, скрыть нехватку воспитания и образования. Пусть даже ее муж с первых шагов их совместной жизни прилагал все усилия к тому, чтобы восполнить эти пробелы, все же они оставались, и Эмма искусно обходила подводные камни, подражая во всем окружавшим ее людям. Стало быть, литературные и музыкальные салоны она использовала как возможность расширить и укрепить свое влияние, а Мери гордилась ролью, которая была ей тут отведена, и роль эта чрезвычайно ей льстила.