— Убедившись в том, что ты действительно жила в Бреде, я решил обосноваться поблизости, — продолжал Балетти. — Мне ничего не хотелось тебе навязывать, просто нужно было тебя увидеть. Но за столько лет все могло случиться, ты и замуж могла выйти снова… А тут — обветшавшая вывеска покачивалась на цепях, все выглядело пустынным, заброшенным много лет назад после смены многих владельцев. И я подумал: ни к чему, если вернешься, тебе заставать свой постоялый двор в таком виде…
— Только не говори, что ты сделался трактирщиком! — не на шутку перепугалась Мери.
— Нет, конечно. Я всего-навсего выкупил постоялый двор, нанял людей и велел починить все, что пришло в негодность и развалилось. А затем покинул Бреду, наказав своим людям известить меня в случае, если ты объявишься.
Мери не нашлась, что сказать. Любовь, которую питал к ней Балетти, не знала границ. С каждым днем она постигала беспредельность этой любви.
Молчание нарушил Вандерлук:
— За то время, пока заключали сделку, мы с маркизом успели подружиться. Я даже показал ему дорогу в Бреду, не поинтересовавшись, что он намерен там делать. Сделавшись банкиром, я научился не задавать лишних вопросов, — словно бы оправдываясь, прибавил Ганс.
— Знание ничего не изменило бы, — заявил Балетти. — Но как удачно, что вы сегодня оказались здесь, у причала.
— Еще лучше будет, если я сумею вам помочь, — отозвался Ганс. — Джеймсу жизнь судовладельца начала казаться куда менее увлекательной, чем корсарская. Он будет в восторге от такой возможности.
— Он здесь? — удивилась Мери.
— Еще бы — это же мой капитан! — засмеялся Вандерлук.
Он встал, в два шага достиг двери и распахнул ее, после чего, презрев все правила приличия, пронзительно свистнул, снова напомнив Мери времена, когда они служили в армии голландского статхаудера.
— Что, отец? — почти сразу же услышала она.
— Помнишь ту женщину, которая во время войны сражалась бок о бок со мной, переодетая в мужское платье, и все те истории, которые я тебе про нее рассказывал?
— Разве такое забудешь, ты мне за эти годы о ней все уши прожужжал! — ответил невидимый парень, чей зычный голос выдавал могучее сложение.
— Ну так иди сюда, — весело скомандовал Вандерлук-отец. — Пришло время тебя с ней познакомить.
В доме царила тишина. Если не считать собак, глухо заворчавших в конуре при их приближении, в этот поздний ночной час все спали. В нескольких сотнях метров от здания в колониальном стиле, в поселке рабов, еще горел костер — пламя высоко вздымалось в черное небо.
— Джеймс пойдет слева, Ганс справа, — решила Мери, когда они поднялись по ступенькам крыльца.
Несколько минут назад, оставив коней у ворот, они тихонько прошли по краю сада, не обращая внимания на камешки, впивавшиеся в ступни сквозь веревочные подошвы сандалий. Всего в деле участвовало двенадцать человек — двое стерегли коней, шестеро окружили дом и наблюдали за окрестностями, а они вчетвером решили силой, через окна и двери, вломиться в жилище Эммы де Мортфонтен. Балетти и Мери хотелось застать ее врасплох в постели.
Дверь подалась легко, стекла в окнах они выбили камнями, точно нацелившись. Но на шум никто не прибежал.
Мери с Балетти поднялись на второй этаж, а Ганс и Джеймс, такие схожие между собой лицом и статью, принялись обшаривать первый.
В Чарльстоне им очень быстро сообщили все необходимые сведения. Здесь все знали плантацию Мортфонтен. Гансу показали дорогу, нисколько не удивившись: у него ведь были судно и груз, который требовалось доставить на место. Все получалось с легкостью, даже слишком легко. Однако Мери знала по опыту, что за этим нередко кроется опасность, а потому и сама была настороже, и другим посоветовала быть поосторожнее. Она двинулась вперед с подсвечником в одной руке и пистолетом в другой.
Балетти повернул ручку двери и тихонько отворил. Они вместе подошли к кровати, встали с обеих сторон балдахина, потом резким движением раздернули занавеси.
Кровать была пуста и аккуратно застелена. Они покинули спальню и заглянули в соседнюю комнату. Так они обошли весь дом, разочарованные и раздосадованные тем, что никого не нашли.
И вдруг послышался крик. Устремившись на голос, они увидели служанку, которой Джеймс успел одной рукой заткнуть рот, прежде чем второй наставить на нее пистолет.
— Тихо, тихо, — сказал он несчастной пленнице, — мы ничего плохого тебе не сделаем. Тихо, — повторил он, отнимая ладонь от смертельно испуганного лица.