На Сосновом острове, у которого «Реванш» стоял на якоре, Рекхему принадлежал бревенчатый дом. Едва сойдя на берег, Энн устремилась к сыну. И вот уже неделю Мери ее не видела. Балетти надеялся своими ласками заглушить тоску, терзавшую материнское сердце.
— Очень трудно выбрать момент. На судне нас все время прерывают, не дают спокойно поговорить. К тому же Энн скупо цедит свои признания.
— Так поторопи ее.
— Я не решаюсь.
— Ну, будет тебе, Мери. Это всего-навсего очередной абордаж. Ты можешь победить или проиграть, но ты не можешь продолжать свои выступления против призраков. Призраки пугают девочку. Так же, как и тебя. Либо освободи ее, либо оставь в покое.
Мери отвернулась и стала смотреть в потолок. Под потолком с жужжанием кружились насекомые. Она вся взмокла от пота после любовных трудов, тем более что на острове, несмотря на то что его продували пассаты, стояла удушливая жара.
— Наверное, ты прав. Я так и сделаю. Сейчас пойду к Энн и поговорю с ней.
— Потом, — решил Балетти, скользя пальцами по ее животу. — Попозже.
Мери притянула его к себе. Она тоже нуждалась в любви. И окунулась в нее всем существом.
— Мне надо поговорить с тобой наедине, Энн, — объявила Мери, появившись у дверей дочери несколько часов спустя, когда день уже клонился к закату.
— Входи, — ответила та, явно обрадованная появлением Мери. — Рекхем ушел, а Малыша Джека я только что уложила. Хочешь на него взглянуть?
Мери кивнула и последовала за Энн, которая отодвинула занавеску, скрывавшую супружеское ложе и поставленную рядом колыбель, взяла со стола фонарь и поднесла его к изголовью. Дом Рекхема был обставлен разрозненными предметами, добытыми им на многих захваченных кораблях.
— Он выглядит таким счастливым, — прошептала Мери, глядя, как младенец улыбается.
— А я чувствую себя такой уязвимой рядом с ним, — шепнула в ответ Энн.
— Да, понимаю. Я это чувствую.
Мери отошла на несколько шагов, чтобы разговор не потревожил сна Малыша Джека. Энн поставила на место фонарь и приблизилась к ней. Они стояли одна против другой, испытывая беспредельную взаимную нежность.
— Тогда, на корабле… — начала Мери.
— Я тоже по тебе тосковала, — прошептала Энн, взяв ее за руку. — Это плохо?
— Нет. В этом нет ничего плохого.
Ненадолго воцарилось молчание. Сглотнув, Мери решилась:
— У меня есть дочь, Энн. Одних лет с тобой…
— Знаю, — оборвала ее Энн.
Мери растерялась от услышанного, а Энн, прижавшись к ней, уткнулась лицом ей в шею. Мери крепко и нежно обняла ее:
— Знаешь?
— Знаю, и мне на это плевать. Мне дела нет до твоего пола и возраста, Мери Рид, я хочу насытиться твоими ласками.
У Мери заледенело в груди, перехватило дыхание. Она не успела прийти в себя, как чья-то рука грубо оттащила ее от Энн.
— Черт возьми! Так это ты, Рид? — взревел Рекхем.
Мери, несмотря на неудобную позу, вздохнула с облегчением.
— Это не то, что ты думаешь, — попыталась оправдаться она.
— Нет, это как раз то, что ты думаешь, — возразила Энн, встав перед ним. — Я хочу ее, как ты хочешь потаскух, которых заваливаешь, стоит мне отвернуться. И я не намерена от нее отказываться.
Мери почувствовала, как холодный пот ползет по ее вискам.
— Нет, Энн, — простонала она. — Ты не можешь меня хотеть. Не можешь.
— Почему это? — проворчал Рекхем, стиснув ее запястья и притягивая ее к себе. — А что, если и мне такая мысль в конце концов придется по вкусу?
Мери была настолько растеряна, что у нее не хватило сил сопротивляться. Губы Рекхема жадно впились в ее рот. Теперь ей пришлось ответить на принуждение. Чтобы как-то выбраться из этого кошмара. Чтобы отделаться от взгляда Энн, который все разгорался, пока ее собственные глаза наполнялись слезами.
Мери изо всех сил врезала Рекхему коленом между ног. Выругавшись, он выпустил ее и согнулся пополам. Мери попятилась, потрясенная желанием, которое прочла в глазах собственной дочери.
— Останься, Мери, — простонала Энн, пока Рекхем корчился от боли. — Он не помешает нам любить друг друга.
— Ты не понимаешь. Я не могу тебя любить… не могу любить так.
— Но почему?! — разозлилась Энн, оскорбленная ее нежеланием, а значит, своим поражением.
— Я — твоя мать! — выкрикнула Мери.
Смех Энн развеял ее иллюзии. Убегая прочь, она слышала, как та злобно прошипела:
— Чтобы получить прощение за свой отказ, придется тебе придумать что-нибудь еще!
Мери долго просидела, глядя на океан и на огромную луну, как будто бы смеявшуюся над ее бедой. Она ничего не замечала. Ничего не понимала в играх, которые затеяла Энн. Охваченная материнской нежностью, она и вообразить не могла, что дочь влечет к ней совсем другое чувство.