Мрачные, унылые дни сменялись один другим, один на другой похожие.
Зал суда был набит людьми, пришедшими поглазеть на представление, людьми, полными ненависти к их женским телам в мужском платье, к их оружию, разложенному на столе перед судьями, оружию, еще покрытому кровью, которую пролили Мери Рид и Энн Бонни.
Балетти, Никлаус-младший, Ганс и Джеймс сидели в первом ряду, и Мери обратила на них взгляд, исполненный признательности. Каждый из них словно кричал ей: сохраняй мужество. От присутствия Никлауса-младшего ей стало легче. Она поняла, что Балетти рассказал ему все, что касалось Энн.
И в самом деле, Никлаус глаз не сводил с сестры, должно быть, надеясь, что рано или поздно и она на него посмотрит. Но Энн Бонни, казалось, никого не видела и не слышала, погруженная в собственные мысли. Впечатление было такое, будто она ко всему безразлична, в том числе и к самой себе. И лицо ее казалось таким холодным и бесчувственным, что зрители показывали на арестантку пальцем и перешептывались с видом испуганным и неодобрительным.
Она встрепенулась один-единственный раз, когда в зал вошел губернатор Ямайки, сэр Николас Лоуэс. Она долго на него смотрела — до тех пор, пока тот не опустил глаза. Мери невольно стала надеяться на то, что губернатор попытается за них заступиться, помня о том, как они пощадили его самого и его дочь. Или даже обратится к Уильяму Кормаку, чтобы добиться освобождения Энн. Но надежда ее оказалась недолговечной. Их адвокаты об этом сообщили. Лоуэс явился не для того, чтобы их защищать. По советам адвокатов Мери и Энн решили отрицать свою вину, в то же время прекрасно зная, что участь их уже решена.
Уильям Недхем, председатель Верховного суда, стукнул молотком о деревянную кафедру, и перешептывания смолкли.
В этот день, понедельник 28 ноября, начался суд над женщинами, наводившими ужас на все Карибское море. Их обвиняли в морском разбое, убийствах и грабежах.
В течение трех недель истцы сменяли один другого. В течение трех недель Мери и Энн, стоя перед ними, сносили бесчестие и унижения от публики. В течение трех недель Энн смотрела перед собой пустым безучастным взглядом. В течение трех недель Мери искала глазами своих, ожидая от них поддержки.
Девятнадцатого декабря 1720 года процесс подошел к концу, судья вынес приговор. Обе пиратки были признаны виновными и приговорены к смертной казни. Зал облегченно и удовлетворенно вздохнул. Энн повернулась к Мери, на ее усталом лице наконец-то появилась безмятежная улыбка. Они встали одновременно, но заговорила Мери.
— Ваша честь, — громко и отчетливо сказала она, — мы просим суд отсрочить приведение приговора в исполнение.
— По какой причине? — осведомился Уильям Недхем.
— Мы беременны.
По толпе, забившей до отказа зал и теснившейся снаружи, снова прокатился шепот. Несколько дам побледнели и принялись усиленно обмахиваться веерами, кое-кому даже сделалось дурно, а мужчины пришли в негодование при одной лишь мысли о том, что обе пиратки — хоть и столько дел натворили — все же остались женщинами, и от невозможности даже допустить мысль о том, что за демонические создания могут родиться у этих женщин.
Только четверо мужчин из всех, что были в зале, обрадовались этой новости, понимая все ее огромное значение. Балетти вопросительно посмотрел Мери в глаза. Она кивнула, тем самым подтверждая, что это не грубая уловка, и насладилась счастливой улыбкой, которую маркиз послал ей в ответ.
Судья с грохотом опустил свой молоток, чтобы заставить публику замолчать, распорядился отложить казнь и произвести проверку.
Когда заседание окончилось, Мери Рид и Энн Бонни, довольные и гордые, в окружении солдат-конвоиров прошли мимо ошеломленных зрителей и покинули зал суда.
Сторожа заставили пираток дорого заплатить за ту милость, которую они для себя вытребовали.