Кладбище при церкви Святой Екатерины было безлюдным, ночь выдалась лунная. В этот поздний час среди мертвых рыскали одни лишь бродячие собаки.
Эдони склонилась над могилой Мери.
— Копай, — приказала она.
Могильщик утер выступивший на лбу пот, воровато оглянулся. Его куда больше пугали призраки, которых он мог потревожить, оскорбить своими нечестивыми действиями, чем пастор, который мог застать их врасплох. И все же он повиновался, принялся загребать и расшвыривать лопатой землю, уничтожая работу, которую проделал за несколько часов до того. Когда показалась крышка гроба, Эдони поднесла фонарь к краю могилы и протянула спутнику длинный железный прут.
— Действуй им как рычагом.
Парень затрясся всем телом, но все же подчинился без разговоров. Днем он вбил всего-навсего три гвоздя, чтобы создать видимость и чтобы крышка не соскользнула, как только гроб опустят. А потом он только делал вид, будто приколачивает крышку, зажав гвозди в руке и стуча по дереву молотком. Никто не обратил на это внимания.
И вот крышка приподнята, повернута, поставлена вертикально.
— А теперь вытащи ее.
Он наклонился над телом, поднял на руки, удивляясь его гибкости, и положил перед жрицей, стоявшей на коленях у края могилы. Мулатка повернула Мери Рид на бок.
— Закрой гроб и засыпь землей.
Могильщик принялся выполнять приказ, а Эдони тем временем вполголоса бормотала молитву над младенцем, оставшимся лежать в гробу.
Когда она несколько минут спустя покинула кладбище, унося на руках Мери — словно куклу с безвольно повисшими руками и ногами, — гроб уже снова исчез под землей, а могильщик скрылся в неизвестном направлении.
У обочины пустой, безлюдной улицы Эдони ждала карета. Руки нескольких мужчин подхватили Мери, жрица, взобравшись на подножку, заняла место на сиденье.
Карета тронулась, выехала за пределы города и покатила к северу.
Увидев, что в глиняной плошке так и осталась вчерашняя похлебка, сторож решил не наливать туда полагавшуюся сегодня Энн Бонни новую порцию. Хочет уморить себя голодом — пожалуйста, ему-то какое дело! И он ушел, как обычно, не сказав ни слова. Если бы он так сильно не боялся мулатку с ее колдовскими способностями, давным-давно поимел бы эту шлюху, несмотря на ее огромный живот. Теперь, когда эта баба целыми днями ревет, она не опасна. Правду сказать, она теперь и нисколько не соблазнительна…
Энн даже головы не подняла. Вот уже три дня как вся она была одна сплошная рана. И жгучую боль, терзавшую эту рану, ничто не могло унять. Однако в пятом часу пополудни чей-то голос вывел узницу из оцепенения. Она и не слышала, как открылась дверь камеры, она давным-давно не обращала на это внимания.
— Господи боже, бедная моя девочка! До какого состояния они вас довели!
Теперь Энн подняла голову. Перед ней стояла осунувшаяся, донельзя расстроенная Эмма де Мортфонтен с глазами, полными слез. Энн посмотрела на нее равнодушно. Ей уже ничего не хотелось. Даже свобода — и та была ни к чему.
— Не могу понять, как это ваш отец позволяет гноить вас здесь! — негодовала Эмма.
— Мой отец… — усмехнулась Энн, вся еще во власти картин, отныне ее не покидавших. — Уильяму Кормаку приятнее видеть меня мертвой, чем замаранной.
— Да будет вам, я уверена, что вы преувеличиваете.
— Я опозорила и унизила его и, поверьте, предпочитаю умереть, но не вымаливать у него прощение. После того, что он со мной сделал, — еле слышным шепотом договорила она.
— Нет уж, этого я не допущу, Энн! Я слишком люблю вас, и вы это знаете. Доверьтесь мне. Позвольте помочь вам в беде, позвольте вытащить вас из этого трудного положения. В Южной Каролине никто не знает о приговоре. И я сумею убедить вашего отца простить вас.
Энн не ответила. Хотелось ли ей посмотреть в лицо Уильяму Кормаку? Хотелось ли ей призвать его к ответу? Но скажет ли он правду? Кроме этого, ее ничто не интересовало.
— Что вам от меня нужно? — спросила она наконец.
— Чтобы вы еще немного потерпели. Совсем недолго. Я хорошо знакома с Николасом Лоуэсом и уверена, что сумею уговорить его закрыть глаза на ваш побег. Только обуздайте взамен свой мятежный и вспыльчивый нрав. Покоритесь. Поверьте, вы куда больше от этого выиграете. Сделайте это ради ребенка. Я не сомневаюсь, мы найдем для него хорошего отца.
Энн опустила голову и поглядела на свой живот. Мадам де Мортфонтен закашлялась — у нее в горле першило от зловония.
— Вы ошибаетесь, Эмма, незаконный ребенок Джона Рекхема никому не нужен. Никому.
— Я сама буду его воспитывать, — пообещала гостья.