– О чем еще не знают слуги?
– О комнате они уже знают, о том, что здесь хранится, понятия не имеют. Это хранилище для картин, которые Морроу хотел оставить себе. Официально он все это продал, но на самом деле проданы копии, а оригиналы остались здесь.
– Вижу, наш друг Батлер трудился в поте лица.
Дженкс приподнял край прикрывавшей картины ткани и заглянул под нее. Целые шеренги картин: лицо за лицом, силуэт за силуэтом.
Он стал перебирать их, медленными, осторожными движениями, помня, как они хрупки. Изабел знала, что он видит: яркие, как драгоценности, краски и золотые фиговые листочки; чувственные обнаженные тела, теплые, дышащие жизнью краски и оттенки. Романтические современные портреты молодых женщин под грозовыми небесами. Глаза воздеты к тучам, волосы в беспорядке.
– Так мистер Морроу собирал только изображения женщин? – уточнил Дженкс.
Жаль, что она не задала этот вопрос Эндрю до свадьбы. Правда, тогда она понятия не имела ни о потайной комнате, ни о подделках.
– Он покупал и продавал картины самых разных жанров, – выдавила она наконец. – Здесь те, которые ему больше всего нравились.
Эти слова были очень близки к правде, и на мгновение Изабел показалось, что Дженкс станет расспрашивать о подробностях, но нет, на его лице опять появилось знакомое выражение, словно он хотел было что-то прояснить, но в последний момент сдержался.
Сыщик неспешно обратил свой взор на картины.
Одна, особенно большая, была повернута к стене. Отодвинув ее на несколько дюймов, Дженкс прищурился и тихо свистнул:
– Эту я видел. В картинной галерее на Пэлл-Мэлл.
– Подлинник вы не могли видеть до этой минуты.
Дженкс осторожно придвинул картину к стене.
– Мне и в голову не приходило, что Батлер так талантлив.
– Да. Подделки до сих пор сходят за оригинал, и коллекционеры и художники, настоящие эксперты в этом деле, ничего не замечают. – Изабел поколебалась, прежде чем продолжить: – Поэтому возникает еще одна проблема. На кону не только репутация Морроу, моя и мисс Уоллес, но и всех, кто покупал или оценивал картины Батлера, считая их подлинным антиквариатом. Если правда выйдет наружу, очень многие будут опозорены и унижены.
– Поведение этих людей от вас не зависит, леди Изабел, – заметил Дженкс. – И поступки тоже.
– Спасибо, офицер. Я это понимаю. И все же… – Она потерла предплечья. Шелк длинных рукавов казался шершавым в душной комнате. – Поступки этих людей все еще способны ранить: меня или мисс Уоллес, и если я не предприму необходимых шагов, чтобы защититься, не уверена, что кто-то возьмется сделать это за меня.
– Хмм…
Он абсолютно непроницаем! Изабел так и не поняла, готов ли он по-прежнему помогать ей или еще одно предложение заставит его с негодующим видом устремиться прочь из дома.
– Вы же не знали, что ваш муж торгует подделками. Как по-вашему, каков был источник его дохода?
– Я, – невесело рассмеялась Изабел. – Возможно, мне стоит радоваться, что у него были другие источники дохода, пусть и незаконные? Он казался богачом, вел себя как богач, и мой отец предположил, что так и есть на самом деле. Мужчина может далеко пойти, если обладает уверенностью в себе и обаянием, готов лгать или не договаривать всей правды.
– Так ваша семья посчитала его хорошей партией?
Каллум опять принялся перебирать картины, но она чувствовала, что его внимание сосредоточено на ее словах.
– Это имеет какое-то отношение к его плану подменять картины?
Каллум поднял изображение обнаженной Венеры, нахмурился и поставил на место.
– Кто знает… При расследовании необходимо собрать как можно больше информации.
Ха!
– Это действительно так?
– Я бы никогда не стал вводить вас в заблуждение относительно роли следователя.
Когда он повернулся к ней, взгляд его был серьезным, но на губах все же играла легкая улыбка.
Невидимый, не замечаемый до сих пор груз, лежавший на ее плечах, стал ослабевать.
– Это вряд ли может считаться секретом, особенно по прошествии всех лет. Мой отец был прагматиком и заботился только об одном: чтобы мой старший брат, его наследник, выгодно женился и в браке родились дети. Я гораздо младше брата, и мое замужество отца не слишком интересовало. Пока Эндрю был хорошо принят в обществе и имел тугой кошелек, он был доволен.
– Был? Ваш отец скончался?
– Нет, жив, но очень болен. Мама умерла, рожая меня. Мой брат, лорд Мартиндейл, несет на себе бремя титула маркиза. Что-то вроде регентства в нашей семье.
Разумеется, ее отец, маркиз Гринфилд, не был безумен, как несчастный король, а просто отсутствовал. Его разум постепенно таял, год за годом. Возможно, это началось десять лет назад, когда он впервые увидел Эндрю. Ни Гринфилд, ни Изабел не задали вопросов, которые следовало бы задать: оба оказались слишком доверчивы.