– Ужасная трагедия. Я постоянно вам твержу, что вовсе не собирался никого убивать. Разумеется, я виноват, но лишь в том, что поощрял планы молодых преступников. Да я уже говорил об этом.
Баронет едва ли не с любовью говорил о ворах, словно не был одним из них, словно они неразумные дети, а не взрослые мужики уже за тридцать.
Когда-то сэр Фредерик был директором исправительной школы для бездомных лондонских мальчишек и, подобно Каллуму, который никогда не забывал раз виденное лицо, помнил всех учеников, имевших склонность к мелким преступлениям. Сам он, как адвокат, был выше подозрений, а как баронет – тем более: даже когда в его винном подвале нашли украденные золотые монеты, даже если бедняка приговаривали к смертной казни за кражу еды.
– Вы чертов лжец, – сказал Каллум бесстрастно, абсолютно спокойно, просто констатируя факт.
– Бросьте, офицер.
Сэр Фредерик шагнул к решетке. Шелковые домашние туфли выделялись кроваво-красным пятном на фоне ковра.
– Не можете же вы ожидать, что ни в чем не повинный человек подвергнется тяжелому испытанию судом, в то время как все это дело можно легко уладить?
– Ни в чем не повинный? По вашему собственному признанию, это далеко не так.
– Ужасно выглядите. – Еще один шаг к решетке. – Вам бы следовало выпить, офицер. Если найдете гостеприимного хозяина.
Гарри налил бы ему. И наливал. В последний день рождения брата Каллум водил его по пабам до тех пор, пока он, обычно спокойный, не развеселился до такой степени, что вскочил на стол и завел пьяную песню.
Каллум сорвал с головы шляпу и стал немилосердно мять поля, только чтобы не взорваться.
– Вы не ускользнете от суда. Я позабочусь, чтобы вы сидели на скамье подсудимых за все причиненное зло.
– Ничего не выйдет, – добродушно улыбнулся сэр Фредерик. – Я уеду в Нортумберленд, а вы вернетесь к своей работе: опять приметесь нарушать покой добрых жителей Лондона.
– Ловить негодяев, – буркнул Дженкс.
Ему было что добавить, просто не находилось слов, и Каллум, прищурившись, отступил на шаг. Еще на шаг, потом еще, не сводя глаз с сэра Фредерика, словно хотел удержать его в камере.
Как только камера потерялась среди рядов себе подобных, и баронет уже не мог его видеть, Каллум круто развернулся и пустился бежать, не обращая внимания на шум и издевательские вопли удивленных узников и даже недоуменные восхищения охранника, впускавшего его в тюрьму.
Пролетев мимо череды камер, Дженкс вырвался из ворот тюрьмы и помчался по улицам на юг, завернул за угол оживленной Флит-стрит, достиг Стрэнда, но и там не остановился, а на бегу стал проталкиваться через толкучку, петляя между транспортом и пешеходами, соскакивал с тротуара на мостовую и обратно, когда видел просвет между экипажам.
Мчаться, мчаться, пока горящие легкие не напомнят, что он еще жив, пока не отяжелеют ноги в сапогах, напомнив, что пока еще ходит по земле. Бежал он ради Гарри и, буквально ворвавшись на Друри-лейн, пропыхтел последний отрезок знакомой дорожки, ведущей к магистратскому суду на Боу-стрит: мозгу и совести Ковент-Гардена и всего, что находилось за ним, поскольку заседавшие здесь полицейские расследовали дела и наказывали разоблаченных преступников.
Каллум распахнул дверь здания и оглядел знакомый зал суда. Перила, столы, сиденья. Коллеги, допрашивающие свидетелей. Мелкие преступники, протестующие против задержания. И на самом верху – скамья магистрата. За ней виднелась открытая дверь тесного кабинета. Каллум прошел мимо сослуживцев, едва передвигая уставшие ноги, и окликнул:
– Фокс!
Силы вдруг оставили его, и он согнулся, чтобы отдышаться, а к тому времени как выпрямился, главный магистрат вышел из-за стола и подошел к нему. Огастес Фокс – сильный, крепкий и невероятно осмотрительный, с седеющими волосами, траурно-черными бровями и голосом, не допускавшим возражений, – был чуть выше Каллума, сейчас стоял, чуть согнувшись.
– Дженкс! – Его обычно звучный голос сейчас прозвучал глухо. – Значит, вы уже слышали?
– Я только… из Ньюгейта. – Кажется, ему не хватало воздуха. – Процесс сэра Фредерика… Он сказал…
– Дело закрыто. Мне очень жаль… – Магистрат положил тяжелую руку Каллуму на плечо. – У него влиятельные друзья, а у нас недостаточно доказательств. Мы больше не можем держать его под арестом.
– Но он сам утверждал, что убитый участвовал в ограблении монетного двора…
– Таким образом он пытался сохранить лицо. У нас есть на кого возложить вину, а он выйдет из тюрьмы.
Каллум стряхнул руку магистрата:
– Вы же знаете, что все это ложь!