– Диана, мне нужно идти, – сказал Джулиан.
Нахмурившись, Диана постучала стилом по ладони и в конце концов кивнула.
– Хорошо. Иди.
– Я пойду с тобой. – Эмма спрыгнула с подоконника.
Джулиан повернулся у самой двери.
– Нет, – сказал он. – Все в порядке. Я разберусь сам.
Он вышел из класса. Эмма не двигалась.
Обычно, если Джулиан говорил ей, что ее помощь не требуется или что он хочет поработать один, она не придавала этому значения. Невозможно ведь все время было находиться вместе.
Но ночной разговор выбил ее из колеи. Она не понимала, что происходит с Джулсом, и не знала, действительно ли он решил справиться в одиночку или же просто разозлился на нее, или на себя, или на них обоих.
Но то, что Волшебный народ опасен, она знала наверняка, а потому нельзя было допустить, чтобы Джулиан один встречал незваных гостей.
– Я пойду вместе с ним, – объявила она и направилась к двери. По дороге она остановилась, чтобы снять Кортану, которая висела у входа.
– Эмма, – с нажимом сказала Диана, – будь осторожна.
Когда фэйри в прошлый раз пришли в Институт, они помогли Себастьяну Моргенштерну лишить отца Джулиана души. Они забрали Марка.
Эмма тогда увела с собой Тавви и Дрю. Она помогла спасти жизни младших братьев и сестер Джулиана. Они едва успели вырваться из Института живыми.
Но тогда Эмма еще не умела сражаться. В двенадцать лет она еще не убила ни одного демона. Она еще не потратила целые годы на тренировки, не научилась бороться, защищаться и убивать.
Теперь же ничто не могло заставить ее отступить.
Фэйри.
Джулиан бежал по коридору в свою комнату. Мысли путались.
Фэйри на пороге Института. Три коня: два черных, один гнедой. Посланцы одного из Дворов, хотя и неясно, от какого именно – Благого или Неблагого. И никакого знамени в руках.
Они захотят поговорить. Если фэйри что-то и умели, так это одурачивать людей разговорами. Даже Сумеречных охотников. Они умели выжать правду из лжи и разглядеть ложь в самом сердце правды.
Джулиан схватил куртку, которую надевал накануне. Вот, во внутреннем кармане. Флакон, который принес ему Малкольм. Он не ожидал, что придется прибегнуть к нему так скоро. Он надеялся…
Впрочем, какая уже разница? Он вспомнил об Эмме и о целом калейдоскопе рухнувших надежд, которые были с ней связаны. Но не время было думать об этом. Сжав флакон в руке, Джулиан побежал обратно. Достигнув конца коридора, он распахнул дверь в мансарду, взлетел по ступенькам и ворвался в кабинет дядюшки.
Дядюшка Артур сидел за столом. На нем была поношенная футболка, джинсы и мягкие туфли. Каштановые, с проседью волосы доходили ему почти до плеч. Он сравнивал между собой две толстые книги, бормотал что-то себе под нос и делал заметки.
– Дядя Артур! – Джулиан подбежал к его столу. – Дядя Артур!
Дядюшка Артур лишь отмахнулся от него.
– Я очень занят. Очень занят, Эндрю.
– Это Джулиан. – Он зашел за спину Артуру и захлопнул обе книги. Тот удивленно посмотрел на него. Его подернутые поволокой сине-зеленые глаза округлились. – Там посланцы. От фэйри. Ты знал, что они придут?
Казалось, Артур ушел в себя.
– Да, – наконец кивнул он. – Они присылали мне письма, очень много писем. – Он покачал головой. – Но зачем? Все это под запретом. Фэйри теперь не имеют права обращаться к нам.
Джулиан молча взмолился о терпении.
– Дядюшка Артур, где эти письма?
– Они были написаны на листьях, – сказал Артур. – А листья сохнут и ломаются. Все, к чему прикасаются фэйри, ломается, вянет и умирает.
– Но что было в этих письмах?
– Они были очень настойчивы. Просили встречи.
Джулиан глубоко вздохнул.
– Дядюшка Артур, ты знаешь, зачем им эта встреча?
– Они точно упоминали об этом… – нервно ответил дядюшка Артур. – Но я не могу припомнить. – Он посмотрел в глаза Джулиану. – Может, Нерисса в курсе.
Джулиан похолодел. Нерисса была матерью Марка и Хелен. Джулиан мало о ней знал – принцесса эльфов, очень красивая, если верить Хелен, и очень жестокая. Она умерла много лет назад, и в удачные дни Артур помнил об этом.
У Артура бывали разные дни: спокойные, когда он молча сидел, не отвечая на вопросы, и темные, когда он был сердит, подавлен и даже резок. Сегодня дядюшка Артур заговорил о мертвых, а это означало, что день у него не темный и не спокойный, а худший из всех – хаотичный. В такие дни Джулиан совсем не мог предугадать поведение Артура: он то сгорал от злости, то рыдал в три ручья. В такие дни в душу к Джулиану начинала закрадываться паника.