— Думаю, нам это не помешает.
Метрдотель пересек зал, открыл ящик буфета и принес книгу записей. Он не выходил из комнаты, ни на секунду не исчезал из поля зрения. Он вручил книгу так, как взял ее, — не открывая. Они сами открыли ее. Он сказал только:
— Дата стоит сверху.
Все, кроме него самого, склонились над книгой. Он безучастно стоял в стороне. Записи велись простым карандашом, но этого было достаточно. Страница была озаглавлена: «20.5. Вторн.». Она была перечеркнута из угла в угол большим крестом, и это показывало, что она закончена. Но разбирать записи это не мешало.
На странице в столбик было записано девять или десять имен. Они шли в таком порядке:
стол 18 — Роджер Эшли, 4 чел. (вычеркнуто)
стол 5 — миссис Рэйберн, 6 чел. (вычеркнуто)
стол 24 — Скотт Хендерсон, 2 чел. (вычеркнуто).
Около третьего имени в скобках стояло «(1)».
Метрдотель пояснил:
— Это говорит само за себя. Если строчка зачеркнута, значит, заказ выполнен полностью, пришли все. Если не зачеркнута, значит, никто так и не пришел. А если строка не зачеркнута, но рядом стоит цифра, это значит, что пришли не все, другие еще должны подойти. Эти пометки в скобках я делаю только для себя, чтобы знать, куда идет тот или иной посетитель, и не задавать лишних вопросов. Не важно, если кто-то придет только к десерту, как только появляется последний, я сразу вычеркиваю эту строку. То, что вы видите здесь, означает, что мсье заказал столик на двоих и пришел сам, а его дама так и не появилась.
Берджесс провел чувствительными кончиками пальцев по этой части страницы, нащупывая подчистки.
— Текстура не тронута, — сказал он.
Хендерсон со стуком поставил локти на стол и уронил голову на руки.
Метрдотель взмахнул руками:
— Я доверяю этой книге. Эта книга говорит мне, что мистер Хендерсон вчера был здесь один.
— В таком случае нам она говорит то же самое. Запишите его имя, адрес и все такое на случай, если понадобятся дополнительные показания. Хорошо, давайте следующего. Митри Малофф, официант, обслуживающий этот столик.
Перед глазами Хендерсона мелькали действующие лица, и только. Этот сон, эта странная шутка, или что это было на самом деле, продолжалось.
Это уже превращалось в комедию. Если не для него, то, во всяком случае, для остальных. Вновь вошедший бросил взгляд на детектива, который что-то записывал. Он скрестил большой и указательный пальцы, как в старой рекламе тоника для волос.
— Нет, нет, прошу прощения, шельтмены. Мое имя пишется с «Д», только «Д» не мое.
— Тогда какой в этом «Д» смысл? — спросил один из них у своего соседа.
— Меня не волнует, как именно оно пишется, — сказал Берджесс. — Вот что я хочу знать: вы обслуживаете столик номер двадцать четыре?
— Все столики в этом зале, от десятого и до двадцать восьмого, мои.
— Вы вчера обслуживали этого человека за двадцать четвертым столиком?
Он будто бы вел светскую беседу.
— Ну да, конечно! — просиял он. — Добрый вечер! Как вы поживаете? Вы скоро прийти к нам опять, я надеюсь!
Очевидно, он не догадывался, что перед ним полицейские.
— Не придет, — жестко сказал Берджесс. Он хлопнул ладонью по столу, чтобы прервать поток любезностей. — Сколько человек сидело за столом, когда вы его обслуживали?
Официант казался озадаченным, как человек, который хочет сделать как лучше, но не может взять в толк, чего от него хотят.
— Он, — сказал он. — Он, и не один польше.
— И никакой леди?
— Никакой леди. Какой леди? — И он добавил с невинным видом: — А что? Он потерять какую-то леди?
Послышался стон. Хендерсон приоткрыл рот и судорожно вздохнул, словно ему причинили невыносимую боль.
— Именно.
— Вот-вот, именно что потерял, — подхватил один из них.
Официант понял, что попал в точку, застенчиво поморгал, но так, очевидно, и не понял, чем так угодил им.
Хендерсон заговорил каким-то жалким, потерянным голосом:
— Вы отодвинули для нее стул. Вы открыли меню и положили перед ней. — Он постучал пальцами по своему лбу. — Я видел, как вы это делали. Но нет — выходит, вы ее не видели.
Официант принялся уговаривать его с восточноевропейским дружелюбием и бурной жестикуляцией, без малейшей враждебности.
— Я отодвигаю стул, да, когда для этого стула есть леди. Но если леди нет, зачем я буду двигать стул? Вы думаете, я буду двигать стул, чтобы на нем сидел воздух? Если нет лица, вы думаете, я открою меню и положу перед ним?
Берджесс сказал:
— Вы разговариваете с нами, а не с ним. Он арестован.