Я нахмурилась еще сильней и продолжила гадание, надеясь, что в итоге все разрешится само собой.
– Плата… – внезапно увидела я скрытый смысл, который раскрывали мне карты.
Фыркнул Де Ла Серта.
– Вот уж не знает пределов цыганская жадность. Заплатил ведь уже тебе, Чергэн.
Один Создатель ведает, как я не отвесила оплеуху несносному молодому человеку, который говорил тогда, когда следовало бы промолчать.
– Уймись, гаджо. Я не о своей плате говорю. Ты сам – плата.
У меня шла кругом голова. Почему мне прежде не пришло в голову погадать?! Чего я ждала?! Кажется, складывалось все куда хуже, чем мне думалось прежде.
Еще пара картинок – и видела я все весьма ясно, насколько это вообще было возможно.
– Женщина,та, что ближе тебе всех прочих, заключила сделку… Эдвард!
Брата я позвала почти испуганно, собственный голос больше всего напоминал чаячий крик.
Второй тут же вошел в кибитку.
– Что стряслось-то, Чергэн? Если этот нахал чем-то…
Я нетерпеливо махнула рукой.
– Поняла я! Все поняла! Маркиза заключила сделку, а он, - я кивнула в сторону Мануэля, – плата! Она сыном расплатилась! Понял меня?!
Де Ла Серта посерел лицом и грязно выругался на родном языке, поминая меня такими словами, что и пересказывать было неловко. Тeперь стало ясңо, что решение позвать Эдварда было абсолютно правильным, с иберийца сталось бы и с кулаками ңа меня броситься за хулу на его почтенную матушку.
– Проклятье… Б ведь старая история, заключить контракт с нечистым – и отдать первенца. Это практически классика, – ошарашенно пробормотал мой брат, который явно был поражен тем, что мы с ним узнали.
В этoт момент к Мануэлю вернулся дар речи.
– Эдвард,ты притащил меня в этот вертеп, чтобы безродная побродяжка оскорбляла мою матушку?! – накинулся он с упреками на моего Второго.
Хорошо еще, с упреками, а не кулаками. Пламенный южный темперамент не подразумевал сдержанности.
– Ты правду хотел узнать, вот ты ее и узнал, Мануэль. И нет нашей вины в том, что тебе она пришлась не по нраву, - резко осадил друга брат. - Обманывать тебя нам не с руки.
Лицо Де Ла Серта перекосило от бешеной ярости. Дышал он тяжело, желваки на лице его проступили сильней обычного, а лицо пошло красными пятнами.
– Ты не друг мне больше, Эдвард! И пусть твоя девка больше не попадается мне на глаза , если не хочет, чтобы я затравил ее собаками!
Вот тут уже и у меня самой закончилось терпение. Таких оскорблений не снести и святому, а уж меня обвинить в святости никому бы и в голову не пришло.
– Вон пошел, - отчеканилa, поднимаясь на ноги.
Один взмах руки – и Мануэль спиной вперед полетел из кибитки. Я вышла следом, чтобы во всех подробностях объяснить, что думаю о возмутительном поведении Де Ла Серта.
Как бы ни была влюблена я в иберийского красавца, однако мои чувства не были причиной, чтобы глoтать незаслуженные обиды и терпеть оскорбления. Б ведь этот наглец отлично знает, что жизнью своей обязан «девке Эдварда», но, видимо, не так уж велика была его благодарность , если воoбще он был благодарен цыганке Чергэн за спасение.
Вокруг кибитки собралась едва не половина табора, и каждый рома готов был кинуться на защиту Чергэн, внучки Лачи, их ненаглядной звездочки. Теодоро оглядывался нервно и то и дело ежился. Он не был охвачен гневом, поэтому и прекрасно понимал, что им с братом никак не отбиться от толпы разъяренных цыган.
– Собаками, стало быть,травить меня собралcя? - язвительно осведомилась я у Мануэля Де Ла Серта, наступая на него со злой улыбкой. Цыганский говор прорвался в мою речь горловым акцентом. Не леди Ева стояла перед Де Ла Серта, вовсе нет. Чергэн, вольная дочь дорог, ромская девушка, чья гордость не уступала гордости благородной леди. - А теперь меня слушай, гаджо, да внимательно слушай, дважды повторять не стану. Только глянь косо в мою сторону – я тебя сама со свету сживу, не стану дoжидаться пока другой колдун тебя уморит. А собаки твои… Я гляну – они тебя самого разорвут.
Согласно заворчали мои соплеменники, некоторые предлагали не дожидаться другого удобного случая и разобраться с обидчиком молодой шувани прямо сейчас. Расправы от официальной власти в таборе не боялись, все знали, что я не только внучка знаменитой Лачи, но ещё и родная дочь лорда,и батюшка мой благоволит бродячему племени, насколько это возможно.
– Тихо, братья,тихо, - на нашем, ромском языке произнесла я. – Пусть катится, куда пожелает. Но видеть его здесь я больше не хочу и услуг ему оказывать не стану. Кто шувани оскорбит, тому нечего ждать от нее помощи.